Чистая речка. Наталия Терентьева

расскажешь мне заодно, что у вас за система с подсчетом оценок. Я слышала, математичка говорила…

      Я покорилась – довольно необычное для меня состояние. Обычно я делаю так, как хочу. Наверно, просто я сама хотела с ней пойти.

      Дом Машиной бабушки оказался очень старым, хотя на вид еще крепким, даже симпатичным, с хорошим большим садом, в котором сейчас несколько яблонь были еще обсыпаны яблоками, поздними, значит. У нас на территории уже все яблоки упали, и мы их давно съели.

      Машина мама вышла с нами поздороваться, довольно внимательно на меня взглянула. Что она, интересно, скажет, когда узнает, кто я? Что детдомовские – не лучшая компания для ее дочери?

      – Привет, – сказала Машина мама.

      – Мам, это Руся.

      – Какое интересное имя. А полностью – Руслана?

      – Нет, – засмеялась я. – Полностью Елена Николаевна. Просто фамилия Брусникина.

      Мы с Машей прошли на небольшую кухоньку, заставленную банками, склянками, кастрюлями, и сели было за стол.

      – Нет, – Машина мама покачала головой. – Давайте пойдем в комнату, здесь холодно, да и не для гостей как-то.

      – А бабушка? – Маша вопросительно посмотрела на маму.

      – Бабушка спит, я ей лекарство дала.

      Я не стала спрашивать, что с их бабушкой, но мне показалось, что они как-то напряженно переглянулись.

      В гостиной тоже было довольно много совершенно ненужных на вид вещей. Несколько кресел, разные стулья, два стола, этажерки, комоды. В углу стояло черное пианино. Точно такое же, как когда-то было у нас. Иногда на нем играла мама, а раз в неделю ко мне приходила учительница и учила меня играть.

      Я подошла к пианино. Оно было старинное, действительно, похоже на наше, с выдолбленным узором над клавиатурой, витыми ножками. В детском доме у нас тоже есть пианино, но другое – коричневое и совсем сломанное, у него выбито несколько клавиш. Я обернулась на Машу:

      – Можно открыть?

      – Да что ты спрашиваешь! – засмеялась Маша. – Открывай, конечно! Ты умеешь играть?

      – А ты?

      – Я – нет.

      – Я училась немного… – Я осторожно нажала на клавишу.

      – Сыграй что-нибудь! – сказала Маша.

      Я попробовала вспомнить начало красивой пьесы, которую учила в год, когда умерла мама. Мама болела всю зиму, лежала в своей комнате и просила меня: «Ты занимайся, ты мне совсем не мешаешь, мне, наоборот, нравится, когда ты играешь».

      – Нет, ничего не помню. – Я закрыла крышку пианино. – Я давно уже не играла, не занималась.

      Машина мама вошла в комнату с фарфоровой кастрюлей супа в руках, как в фильмах про старинную жизнь.

      – Ты играешь на пианино? – улыбнулась она мне. – Садитесь за стол. Машуня, приборы доставай. И рассказывай, как день прошел. Машка все мне рассказывает, – объяснила она. – Ты тоже, наверно, родителям все рассказываешь? Садись, что ты стоишь, не стесняйся.

      Я кивнула и села поближе к Маше.

      – Вы вместе сидите, да? – спросила Машина мама, разливая