Децимация. Валерий Борисов

паутину смотрел Сергей. Наконец отец оказал:

      – Ну, давай допьем остатки и будем ложиться. Завтра на работу, надоть выспаться.

      Они выпили по последнему разу, и отец заплетающимися ногами пошел в другую комнату, но мать его остановила:

      – Давай, старый, мы ляжем на топчане на кухне, а Сережа в комнате, на его старом месте.

      Но Сергей возразил, заявив, что он ляжет на кухне, и родители согласились. Федор ушел и сразу же захрапел, на что мать сказала:

      – Напился. Слаб стал. Нехай спит.

      Она убрала посуду, постелила свежую цветастую простынь, взбив перед этим подушку и тоненький матрац.

      – Ты ложись спать, а я помою посуду и на тебя посмотрю.

      Сергею хотелось спать. Водка расслабила его. Но он смотрел, как мать накрыла остатки картошки тарелкой, видимо – на утро, завернула в рушник хлеб и смахнула крошки со стола. Мать чувствовала, что сын наблюдает за ней и хочет еще с ней поговорить. Она подошла и молча присела на край топчана. Своей мозолистой, шершавой рукой она погладила сына по голове.

      – А волос у тебя мягкий. Значит, ты добрый.

      – Нет, злой я, мама.

      – На што?

      – На всех. На эту проклятую Богом жизнь.

      – Не надо злиться, Бог велел терпеть. А ты правда – большевик?

      – Да, мама.

      – Тяжело приходиться большевикам. Но как же без царя жить? Нам нельзя без него. России все равно нужен царь.

      – Народ будет управлять государством. Ты, я, другие. Все будем трудиться и руководить.

      – Бог с тобой. Мне ли царствовать! – испуганно ответила Анна. – Мне полы мыть да на кухне быть – и больше не надо. А кто сейчас командует, что будет о ними?

      – Кто захочет – будет работать с нами, кто не хочет пусть уходит.

      – А богатых куда большевики денут?

      – Их не будет, все они станут работать, как рабочие и крестьяне. То, что они награбили, народ у них заберет себе.

      – Это неправильно. Вон, многие люди, – крестьяне, – копили годами деньги, у вы хотите у них забрать.

      – И заберем.

      – Тогда будет война. Вот представь, ты накопил, что-то имеешь, а у тебя пришли и отбирают. Конечно, каждый будет воевать за свое добро. Отбирать все нельзя, а то начнется война, и будем же своих убивать. Крови будет богато. А мало ли ее пролили в России? Вся землица на крови русской замешана, – мать рассуждала как бы сама с собой, и чувствовалась в ней крестьянская душа, пришедшая в город из деревни и не до конца понятная Сергею.

      Ему очень хотелось спать, глаза слипались сами, но ему было приятно, что мать сидит рядом и согревает его своей доброй теплотой, и он не мог прервать ее простые, житейские рассуждения, не замешанные на политике.

      – Революции без жертв не бывают, мама.

      – Так тебя могут убить. Когда у человека разоряют гнездо, то он становится не как птичка, которая жалобно чирикает, а как зверь, – ничего не понимает и убивает всех без разбору. Страшное вы дело заварили, кровавое… не по-христиански.

      – Не убьют меня, мама. Раз немцы не убили