Времена года. О времени и о себе. Мара Паулини

кем-то на подоконнике, свесившись всем своим изношенным тельцем к полу, лишь чудом удерживается на краю, но взгляд её печальных глаз по-человечески устремлён к яркому живительному солнцу за окном. А на другом «полотне» сквозь густое ослепительное разнотравье летнего луга чуть просматривается вдалеке забытая серая деревушка. Но самым сложным, как ни странно, оказалось «рисовать» не обременённые разнообразием красок зимние пейзажи.

      Я так и не успела овладеть художественными навыками, хотя и мечтала всегда, а в реальной жизни грубыми имитациями этого творчества стали сотни рукотворных инженерных чертежей и йодные маски, нарисованные на коже, покрывающей воспалённые верхние дыхательные пути, что во времена моей педагогической деятельности стало привычным занятием. А рукотворные яркие пейзажи, набросанные крупными мазками масляных красок, и изящные портреты красавиц и старцев с тонкими полупрозрачными линиями волос и одежд, тщательно выведенные карандашом или пером, если и возвращаются в моей памяти из далёких снов, навсегда останутся лишь прекрасными видениями. Так же, как не менее гениальные стихи, восторженно воспевающие радость жизни или оплакивающие несчастную любовь, и оказывается достаточным всего семи нот, чтобы тут же, сразу после их рождения, положить на музыку.

      Музыка стала ещё одним наркотиком, без которого человечество уже не представляет себе полноценной жизни, а я воспринимаю её как те сигналы из космоса, которые люди столетиями пытаются запеленговать различными способами, не понимая, что уже давно и так их регулярно получают. А создать такое музыкальное разнообразие с использованием ограниченного ассортимента звуков, доступных человеческому восприятию, можно только с подсказки божественных или внеземных созданий.

      Музыка стала визитной карточкой, определяющей в зависимости от музыкальных предпочтений особенности характера и мировоззрения, способом оценки мною любого и каждого. Но что такое понимать или не понимать музыку, я так и не смогла определить, научившись лишь наслаждаться её многообразным звучанием. И если, взрывая тишину, одни мелодии в состоянии довести до экстаза, под другие можно расслабиться и отдохнуть, погружаясь на самую их глубину и отдавшись спокойному течению.

      Несомненно, я тоже прослыла бы гениальным композитором, если бы в очередной раз проснувшись среди ночи от звучания новой чудесной мелодии, могла её записать. Но и эту науку я тоже не успела освоить и, озвучивая новый шедевр под собственное мурлыканье с надеждой запомнить инопланетное послание, просыпаюсь утром без всякой надежды вернуть утраченное.

      Ко дню своего совершеннолетия на первую зарплату я купила так называемую магнитолу – дуплекс, основную часть которого составлял радиоприемник, над которым сверху под крышкой располагался магнитофон. Весь комплект оформлялся массивным деревянным корпусом на четырех длинных ножках и внешне напоминал орган. Магнитофон производил записи как напрямую от радиоприемника,