Магнус Чейз и боги Асгарда. Меч Лета. Рик Риордан

с Хэртом уцелели (ну, так и быть: пускай и Рэндольф заодно с ними).

      А сам меч… Кстати, а где он? Снова покоится на дне реки? Вальгалла воскресила меня с плиткой шоколада в кармане, но без меча в руке. Что-то тут не стыкуется.

      По мифам, в Вальгаллу попадали павшие в бою герои – это я помнил. Но из меня-то какой герой? Мне наподдали под зад и выжгли кишки куском асфальта. Да, я проткнул Сурта мечом и утянул его за собой – иными словами, погиб продуктивно. Это и называется пасть смертью храбрых? Что-то я сомневаюсь.

      И тут меня осенило.

      Мысль огрела меня как кувалдой по голове.

      Мама… Если кто и пал смертью храбрых, так это она. Она же спасала меня от…

      Раздался стук в дверь.

      Дверь распахнулась, и в мой номер вошла девушка… та самая, что кружила надо мной во время битвы, а потом несла меня через серую пустоту.

      Она где-то оставила свой шлем, кольчугу и сияющее копьё. Зелёный платок больше не покрывал голову: девушка обмотала им шею, и длинные каштановые пряди свободно струились у неё по плечам. Воротник и манжеты белого платья украшал вышитый узор из рун. С золотистого пояса свисала связка древних ключей и однолезвийный топор. Она бы сошла за подружку невесты на свадьбе из видеоигры «Мортал комбат».

      Гостье бросился в глаза перевёрнутый диван:

      – Мебель оскорбила твой взор?

      – Ты настоящая, – заметил я.

      Девушка похлопала себя по рукам:

      – Вроде да.

      – Моя мать, – сказал я.

      – Нет, – ответила она. – Я не твоя мать.

      – Я хотел спросить: она тут, в Вальгалле?

      Девушка сочувственно поджала губы. Глядя куда-то за моё плечо, она заговорила, тщательно подбирая слова:

      – Я сожалею. Натали Чейз нет среди избранных.

      – Но она была храбрая. И она пожертвовала собой ради меня.

      – Я верю. – Девушка пристально изучала кольцо, на котором висели ключи. – Но будь она здесь, я бы знала. Нам, валькириям, разрешено забирать не всех, кто гибнет как герой. Есть… много разных нюансов. И много разных загробных миров.

      – Тогда где она? Я тоже хочу туда! Я никакой не герой!

      При этих словах девушка метнулась ко мне и толкнула меня к стене – так же играючи, как я через всю гостиную швырнул диван. Она надавила предплечьем мне на горло.

      – Не говори так, – прошипела девушка. – НЕ-ГО-ВО-РИ-ТАК! Особенно на сегодняшнем пиру.

      От её дыхания веяло мятой. Глаза у неё были яркие и тёмные одновременно. У мамы была такая окаменелость, называлась аммонит: поперечный разрез ископаемого моллюска, вроде наутилуса, с закрученной раковиной. Так вот, этот аммонит светился изнутри, точно вобрал в себя память миллионов лет, пока лежал под землёй. И у девушки глаза сияли таким же светом.

      – Ты не понимаешь, – прохрипел я. – Я должен…

      Она ещё сильнее надавила мне на трахею:

      – Чего, по-твоему, я не понимаю? Каково это – потерять мать? Или когда тебя судят не по справедливости? Или когда ты в малоприятном