34 ёжки для Кощея. В погоне за женихом. Елена Лисавчук

а потом всю жизнь будет мучиться. Надо ее как-то вразумить.

      – А королевич ваш что? – строго спросила Акулина.

      – А он – ничего. Ни одну юбку не пропускает. Ветреный больно.

      Подобная матушкина оценка Елисея меня возмутила.

      – Ничего он не ветреный! Елисей просто внимательный, – вступилась за него и призвала на помощь скучающего родителя: – Подтверди, папа.

      – Прости, перышко, но я полностью согласен с матушкой, – отвел глаза отец и коротко кивнул старосте: – С вами ей будет лучше. Позаботьтесь о ней.

      Из моих глаз хлынули слезы обиды. Тот, на кого я большего всего рассчитывала, отвернулся от меня. С матушкой мы всегда друг друга недопонимали, но отец…

      – Я никогда не прощу тебя, – пообещала ему, размазывая по щекам слезы.

      – Никогда – слишком длинный срок. Не кручинься. Со временем обида пройдет, и ты сама обо всем забудешь, – по-доброму заметила Акулина. Ее мягкий, приглушенный голос успокаивал. Не знаю, как это у нее получалось, но, не смотря на то, что обида на отца не прошла, на душе стало гораздо легче.

      – Ты чего это, Мира, нюни распустила? Прорвемся, – смущенно кинулся меня успокаивать Зиги.

      Действительно, чего это я разревелась? Я им еще покажу!

      – Переноси сюда девочку, Илория. Нечего ждать, – велела староста.

      Матушка смахнула набежавшие слезы и, достав из кармана зеркальце, направила его на меня. Угрюмо наблюдавший за ней отец не выдержал и тепло проговорил:

      – Скоро свидимся, перышко.

      – Конечно, свидимся! – напоследок шмыгнула носом. Не удержалась. Подбежала и обняла на прощание.

      Что поделать – не могла я на него долго сердиться. Тем более, что не собиралась задерживаться в гостях.

      Встретившись в зеркале со своим отражением, ощутила, как меня захватил водоворот переноса. Мир закружился, завертелся. И вот я стою на поляне, а недалеко от меня тлеют угли костра.

      – Добро пожаловать в семью. Точнее – в основную ее часть, – радушно поприветствовала меня староста и смачно расцеловала в обе щеки. Развернув меня лицом ко всем, задорно крикнула: – Ну что, девоньки, будем считать, что шабаш удался! Вон кто к нам пожаловал – наша внучка Мирослава!

      Закончив с пламенной речью, она толкнула меня в спину на обозрение другим. Святой ежик! Благо, я удержалась на ногах, не растянулась на земле, уткнувшись лицом в земле.

      А милые родственницы как мне обрадовались. У многих от счастья аж лица перекосились.

      «Или они все-таки ожидали, что я упаду? – заподозрила неладное. – Ну и Ежки!»

      – Постойте, девоньки. А как быть с ее чувствами к королевичу? – обеспокоенно спросила Евпраксия, самая мудрая из родственниц. – Давайте, может, отпустим ее? Позволим самой решать?

      Да! Давайте позволим мне самой решать.

      Бабуля не разочаровала. Я готова была кинуться ей на шею.

      – Никаких «отпустим»! – наотрез воспротивилась Евдокия. Гвоздь ей в туфлю! – Мирослава неразумное дитя, ненароком