Обэриутские сочинения. Том 2. Игорь Бахтерев

Ладно, поправим. (поднимая сумку) Пардоне сильва плес. А могим и по англицки: мамзелце мозанбикус, ещё сковородице!

      Она (поспешно роется): Так и есть. Там же для кошечки салакочки… Где же они? (неожиданно роняет сумку)

      Он (поднимает. С изысканной вежливостью): Вот-с, мокерлоз вацерлоз…

      Она (открывая сумку): Кажись там. Самым моим прехорошеньким. Понял?

      Он: Как не понять. Плохня ты. Совсем плохая… Всё равно поправим.

      Она: Поправим-поправим! Хоть ты по англицкому, хоть по всякому знаешь, где уж тебе… на гляди!.. (суёт в лицо Петрову зеркальце) Гляди, гляди: лоб конопатый, и затылок… ой, никак сопли текут? Вон из ушей.

      Он: Откуда им взяться, соплям-то? Зря наговариваешь, Феклуша.

      Она: Не Феклуша я вовсе.

      Он: Мы тоже не те. Ладно, если по совести, текли иной раз. Даже из глаз. Чаще из водопровода. Всякое бывало…

      Она (стучит каблуком баретка): Не бывало! Нет, не бывал. Прежде врал и нынче.

      Он: Красивенькая, не бесись и знай – когда говорю поправим, так тому и быть.

      Она: Да, ну? Лично сам?

      Он: Будем поправлять при помощи меня самого.

      Она: Ой, даже в затылок шибануло! (вдруг присела, завертелась волчком)

      Верь, верь верю

      Теперь верю.

      Ты зверь – теперверь!

      (прыгает, хлопает в ладоши) Вот радость! Ну, радость! Матерь Божья, святая богородица, у-у-у. Описаюсь от счастья (бежит в темноту, Петров следом за ней)

      Кто-то под глиняной маской поспешно задёргивает занавеску.

      – Пардон, минуточку, скоро продолжим.

      Далее: НЕОБЯЗАТЕЛЬНОЕ ДОБАВЛЕНИЕ

      Проспект полнел.

      Трубой гудел…

      Такой плыла картина,

      приказом властелина.

      – Я жить хочу, волну распив сначала,

      у самого причала, —

      природы шум она перекричала.

      В ответ Петров кружился,

      прохожих задевал.

      – Сегодня я женился, —

      небу полноводному рыбак сказал.

      К утру им было не унять утех

      прятных положений,

      тех уморительных движений.

      – Мне, старику-молодцу

      и девочке подростку,

      чтоб снова разойтись,

      услышав слов

      невнятный слог:

      кики реку!

      да кук ри кок!

      Все вы знаете про тот подвал незванный го-хо-го, то ли ещё как. Знаете ли, чем заполнен их кухонный чан, который на плите? А я знаю – слезами. Сам не разберусь, откуда у гостей столько жалости. Тем более ничего дурного не случилось. Сами видели. А что произойдёт дальше, никто не знает. И зачем только стараньями Господа произведено такое множество горемык? Взглянули бы на вельможного пана. Глаза у этого Кубельчика будто семафорные огни. Здесь все рыдают, кроме, конечно, Бейнбойнало. Этот постоянный притворщик убедил других, будто ушёл за булками, а сам продолжает изображать, что его никогда не было. Кого-кого, меня не проведёшь. Вот и теперь в перерыве, шуме и криках, я отчётливо слышу:

      – Игн буль куль. ч.ч.

      Далее: ВЕЧЕРНИЙ ПСАЛОМ

      Тогда из