Разговорчики в строю. Михаил Серегин

от лейтенанта, когда он придумает что-нибудь.

      Положение надо было спасать. Выматывать людей просто так, ради показухи, Мудрецкий не желал. Поскольку он взводник, считай, что он их папа, и лишний раз наказывать людей, даже ради приезда каких-то корреспонденток...

      – Шагом! – скомандовал лейтенант. – Отбой химической тревоги!

      Люди с облегчением посрывали с себя «презервативы» и стали вытирать вспотевшие лица потными же руками, сдирая резиновые перчатки.

      – Ну вот видите, – с наслаждением смотрел комбат на своих людей, – вот это и есть боевая подготовка. Сейчас нам лейтенант еще что-нибудь продемонстрирует, – с надеждой поспешил добавить комбат, хотя и не знал, что же можно такого еще выкинуть. Вот хорошо с трубой придумали, Простаков выступил. А что еще?

      Резинкин не поленился и посчитал – они пробежали по небольшому плацу сорок шесть кругов. Это не слишком много, но зачем же так вот с людьми после обеда? И когда их лейтенант остановил, Витек стал пялиться на молоденьких корреспонденток уже не через стекла противогаза, а, что называется, невооруженным глазом.

      Тем временем Мудрецкий скомандовал:

      – Интервал три метра!

      Люди, стоящие в две шеренги, рассредоточились по плацу.

      – Упор лежа принять! – скомандовал Мудрецкий.

      Все нехотя уперлись руками в асфальт.

      Вместо того чтобы скомандовать отжиматься, он приказал: «Запевай!», как раз то самое, о чем мечтал Холодец.

      Весь химвзвод стоял в упоре лежа и пел: «Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой», и так далее.

      Резинкин, стоя в упоре лежа, глядел на девок, которые что-то помечали в своих блокнотиках. Вот, наверное, напишут в статьях, какие есть необычные упражнения в российской армии.

      После того как песню кое-как прогорланили, Холодец встал рядом с Мудрецким и скомандовал:

      – Кто последний, – имелось в виду останется стоять в упоре лежа и не рухнет, – тот на завтрашний день будет освобожден от службы и сможет проваляться на кровати целые сутки, временно забыв о нахождении в части. Только кушать вставать, и все.

      Пацаны завелись. В самом начале Резинкина заставляли отжиматься, и, на удивление, он делал это легко, мог большое число раз повторить одно и то же движение. Сейчас он был явным претендентом на победу и стоял в упоре лежа, упираясь только носками ног и руками в асфальт, и усиленно потел. Химзащиту никто ведь не снимал. Он чувствовал, как по нему струятся ручейки пота, – тело обильно отдавало влагу. По лицу тоже текло.

      Один за другим падали его сослуживцы. Простаков держался, но вскоре и он рухнул. Остался Резина да сержант Батраков. Батрак стоял, как скала, но и она дала трещину секунд через двадцать. Последним оказался Резинкин.

      Комбат был доволен – спортивный праздник удался. Девушки зааплодировали. Пришлось и самому главному командиру что-то сулить. Он подозвал победителя к себе и пожал цепкую руку Резины своей здоровой ручищей.

      – Молодец, – похвалил он. –