На светлой стороне. Юрий Быков

теперь Козличенко увидел в углу черноусого мужчину, смуглого, кареглазого. Знакомый мундир был на нём!

      И ему захотелось воскликнуть вслед за дамой: «Что же это такое, чёрт побери?!»

      3

      Лариса Дмитриевна видела, как Козличенко, очнувшись от растерянности, направился в соседний зал, но останавливать его не стала и продолжила экскурсию.

      А через некоторое время…

      «Господи!» – не поверила она собственным глазам, перед которыми явился «идущий» мужской костюм из пиджака, жилета и панталон. Он двигался вдоль дальней стены (поэтому видеть его могла только она) и исчез за поворотом в соседний зал.

      Машинально продолжая говорить, Лариса Дмитриевна стояла с таким неподвижным лицом, что экскурсанты начали перешёптываться. Но трудно было потеснить в ней профессионала, и вскоре всё пошло своим чередом, однако мысль о странном гражданине, который, кажется, оказался прав, изнуряла пугающими вопросами: «Что это за видения? На нас наехала аномальная зона? А куда он подевался, тот мужичок?»

      И, словно бы в подтверждение, что случилось нечто из ряда вон выходящее, невероятное, а значит воспринимаемое подсознанием как опасность, появился вдруг незнакомец, которого, как и любого постороннего, здесь быть не могло (билеты для индивидуального посещения в музее не продавались). Этот незнакомец, возникший опять-таки за спинами экскурсантов, был седоватый, коротко стриженный мужчина в мягком бархатном костюме. Обращали на себя внимание его усы и борода, красиво растущие с природной естественностью. Но более всего Ларису Дмитриевну впечатлило, что был он бос. Заметив на себе её взгляд, мужчина извинительно приложил руку к груди, слегка поклонился и завернул за угол. Не оставалось никаких сомнений: в музее творится какая-то чертовщина, необходимо срочно заканчивать экскурсию и докладывать обо всём Иванцову.

      А между тем Козличенко, отмерев от испуга и пережив бунт сознания, принял, наконец, действительность такой, какова она есть. И эта действительность даже сделалась ему занятна.

      – Значит вы утверждаете, что данное здание принадлежит вам? – сам собою возник у него тон следователя.

      Дама и офицер переглянулись.

      – Да, сударь, – отвечала молодая женщина. – Это мой брат Николай Алексеевич Батищев, а я – Анастасия Алексеевна Батищева. В наше владение этот особняк перешёл после смерти родителей. Я только не возьму в толк, отчего здесь теперь какой-то музей? Или я ошибаюсь?

      – Не ошибаетесь. Здесь находится краеведческий музей. Причём давно. Как гласит табличка на входе, с 1973 года.

      Анастасия отпрянула от этих слов, точно налетела на невидимую преграду.

      – Но разве нынче не 1911 год?

      Козличенко усмехнулся:

      – Нынче год 2016-й!

      – Николаша! – вскочила женщина, простирая руки к брату.

      – Боюсь, это так… – обнял офицер сестру. – Вспомни, мы ехали в поезде…

      – Да, да, мы ехали в Москву… – согласилась женщина, испуганно бледнея перед