Печать Индиго. Арина Теплова

мужчин быстро прошла рядом с нею, и Слава, невольно оглядываясь им вслед, устремилась дальше. Соседние улицы тоже были многолюдны, и везде сновали вооруженные стрельцы, посадские жители, рабочий люд и вообще странные неприглядные личности, похожие на попрошаек. Прибавив шагу, Слава поспешила домой, отмечая, что кричащих и негодующих жителей становится все больше. Достигнув высокого частокола, который окружал усадьбу Артемьева, она сильно постучала в калитку высоких ворот.

      Тяжелая калитка отворилась спустя несколько минут. Девушка подняла глаза, ожидая увидеть одного из слуг, но перед ней возвышался Федор в темно-зеленом кафтане и красных сапогах. Не ожидая увидеть его в этот час дома, потому что днем он обычно находился на службе в речной конторе, она удивленно воззрилась на него. Молодой человек оглядел ее недобрым взглядом и впустил на двор. Затем быстро захлопнул тяжелую калитку за ней, закрыл железный засов на воротах и обернулся.

      – Ты где это шаталась? – спросил Федор хмуро, пристально рассматривая девушку с головы до ног.

      – В приют ходила, – ответила просто Слава и хотела обойти его, направляясь в дом.

      Но Артемьев властно удержал ее за плечо и добавил недовольно:

      – Ты видела, что творится на улицах? Зачем одна пошла и отчего слуг с собой не взяла?

      – Здесь недалеко. А матушке нездоровится. Тихон Михайлович разрешил мне…

      – Батя много тебе позволяет! – возмутился Федор, предостерегающе оглядывая девушку, одетую в простою серую юбку и светлую кофточку. – На месте отца я бы тебя вообще за порог не выпустил!

      Слава подняла на него глаза, и Федор в который раз отметил, как совершенны тонкие черты ее прелестного лица. Большие лучистые глаза девушки янтарного цвета невольно притягивали к себе взгляд.

      – Вы, Федор Тихонович, не на его месте, – тихо ответила она ему и, быстро обойдя агрессивного Артемьева, направилась к высокому деревянному особняку.

      Поднявшись вверх по каменному крыльцу, девушка вошла внутрь дома. В передних сенях Слава увидела матушку, которая металась по влажному только что вымытому полу и тяжело вздыхала. Бледно-зеленый вышитый летник ее и небольшая кичка на голове освещались цветной слюдой окон и переливались на дневном свете.

      – А, это ты доченька? – воскликнула Мира и обняла девушку. – Страшно мне, милая!

      – Отчего, матушка? – спросила Слава, прижимаясь к любимой матери.

      Мирослава выпустила ее из объятий и вновь заходила, нервно теребя в белых руках кружевной платочек. Слава внимательно смотрела на нее, ожидая ответа. Женщина, наконец, остановилась и, нахмурив красивые брови, прошептала:

      – Тихон Михайлович вернулся час назад из порта, мрачный и неспокойный. Сказал, что этой ночью стрельцы да казаки беглые бунт подняли! Да многих офицеров гарнизонных перестреляли. Воеводу нашего, Тимофея Ржевского, в кандалы заковали и повесить хотят. Видать, не зря люди поговаривали, что замучил воевода простой люд своими непомерными поборами.