Аврора на теплоходе. Анне-Катрине Вестли

утром в дверь позвонили, и на пороге появился дядя Бранде.

      – Ты очень вовремя, – сказал папа, хотя он ждал дядю Бранде. – Ты с Аннет?

      – Она будет чуть позже. Перед тем как нам окончательно переехать в город, ей нужно ещё многое закупить.

      – Хорошо. И вы пообедаете с нами, когда всё закончится.

      – Я видел объявления. В программе музыка и аукцион, на котором будут продаваться торты. А кто будет держать речь?

      – Папа, – ответила ему Аврора. – Он сидел за машинкой и сочинял её чуть не до утра.

      – А тебе мы поручим продавать торты, – сказал папа.

      – При одной мысли я уже нервничаю.

      – Вы оба говорите прекрасно, – ободрила их мама. – Я приеду как можно раньше, чтобы вас послушать.

      – Перед тем как ты уйдёшь, Мари, я хочу сказать тебе кое-что, – сказал дядя Бранде. – Видишь ли… ты в самом деле не догадываешься?

      – О чём, интересно?

      – Взгляни на меня и попробуй угадать!

      – Ты, наверное, постриг бороду?

      – Нет, не угадала.

      – Говори сам, я должна ехать, а то опоздаю.

      – Я стану… нет, лучше по-другому. Мы с Аннет станем… родителями!

      – Ах, как замечательно! – воскликнула мама. – И когда, Бранде?

      – К Рождеству. У вас ещё осталась книжка по уходу за новорождёнными?

      – Вон она, на полке, – показал папа. – Но скажи, вам не будет холодновато в летнем домике?

      – Да, – с несчастным видом признался дядя Бранде. – Он не приспособлен к зиме, хотя мы его всячески утепляли. И та комната, которую я снимаю в городе, тоже не подходит. Хозяйка говорит, что не потерпит в квартире младенца.

      – Ах, вот как, – папа был озадачен. – Мы ещё поговорим об этом вечером.

      – Да, вечером, – подхватила мама. – Мне тоже есть что с вами обсудить.

      И она тут же убежала, а что она собиралась с ними обсуждать, никто тогда толком не понял, да и времени у них не было: папа разучивал речь, Аврора играла с Сократом, а дядя Бранде морально готовился к тому, чтобы продавать торты.

      Жители Тириллтопена привыкли время от времени слушать уличную музыку. В городке имелся свой собственный школьный оркестр, который иногда выступал на открытом воздухе. Но в этот день на улице играли сразу два оркестра. У одного на знамени красовался грузовик, и он играл так громко, что заглушал всё вокруг. Это был духовой оркестр водителей-дальнобойщиков, и в нём участвовал сам отец восьмерых детей, который играл на цугтромбоне.

      Словом, этот день ничуть не походил на обычный, но, когда на площадь Тириллтопена въехал грузовик духового оркестра, люди и вовсе оторопели и смотрели во все глаза. В кузове стояла самая настоящая пирамида, на каждой ступеньке которой лежало по торту, а рядом с пирамидой стоял бородатый здоровяк в широком белом переднике. Он размахивал молотком и громко кричал:

      – Всем, всем жителям города! Добро пожаловать на площадь! Всем мужчинам, женщинам и детям! Здесь состоится серьёзнейшее и самое сладкое из собраний! Берите с собой