Оцепеневшие. Александр Варго

поднес к лицу руку и, вцепившись зубами в мякоть у большого пальца, завыл. Глаза тут же наполнились слезами.

      Ирма не должна умереть. Не должна.

      Никогда. Он не позволит этому случиться.

      – Сегодня мне нельзя далеко уходить, – сказала Ирма, когда они встретились рядом с детской площадкой. – К нам приедут гости. Давай просто посидим на лавочке?

      Саша молча кивнул.

      После ночного кошмара его не отпускало какое-то вязкое чувство глухой безнадеги. Будто он медленно, но неуклонно сползал в пропасть, откуда тянуло могильным холодом. Ничего не помогало, никакие альпинистские приспособления! И миллиметр за миллиметром он погружался в ущелье, все глубже и глубже.

      – Мы должны что-то сделать, – наконец подал он голос. – Почему ты должна умереть вместо того, кто должен? Ведь это неправильно! Это ваша родственница больная, а не ты! Почему вместо нее должна страдать ты?

      Ирма развела руки в стороны, и на ее лице появилась жалкая улыбка:

      – Я не знаю. Но, наверное, так хочет бог.

      Ковалев сердито засопел:

      – Пусть этот бог усыновляет себе дочку и забирает ее сердце.

      – Не усыновляет, а удочеряет, – поправила его девочка.

      – Фиг с ним.

      Ирма посмотрела на свои аккуратно подстриженные ногти:

      – Знаешь, у меня такое чувство, что меня специально удочерили. Для этой операции.

      – А твои приемные родители не боятся? Ведь когда все узнают, их посадят в тюрьму!

      – Не посадят.

      Саше сделалось жарко, в висках снова начало покалывать. От такой несправедливости его распирало от возмущения и буквально скручивало в узел.

      – Но почему?!

      – Мама утопит меня в ванне. А потом их знакомый врач сделает операцию, и мое сердце поставят той самой тете с больным сердцем. Все подумают, что я просто утонула. Да и кто будет меня искать? Разве что ты. Слушай, а может, это все-таки хорошо, Саша? Ведь неспроста говорят «все к лучшему». Я дам жизнь другому человеку!

      – Это неправильно. – Ковалев упрямо покачал головой.

      – Саша, мне очень приятно, что ты так волнуешься за меня. Но…

      – Что «но»?

      – Я должна тебе сказать очень плохую вещь.

      Он сгорбился, невидяще глядя перед собой. Что же может быть хуже?! Ирмы скоро не будет с ним. Что еще такого ужасного она собирается ему сообщить?!

      – Говори, – выдавил он.

      – Я не только себя не вижу в будущем.

      – То есть?

      – Нас обоих не будет в будущем.

      Саша обхватил виски руками, пытаясь унять ноющую боль.

      – Что это значит?

      – Когда меня не станет, ты начнешь меня искать. Ты придешь ко мне домой, и мой папа задушит тебя ремнем.

      Ирма произнесла это таким обыденным тоном, как если бы сообщала ему о том, что на ее платье разъехался шов.

      – Меня убьет твой приемный отец? – помедлив, спросил Саша.

      – Да, я же сказала.

      Он подумал о топоре, которым он во сне раскроил голову отчима Ирмы. Ковалев также вспомнил выпученные от ужаса глаза мужчины, раззявленный