Личное дело. Мэри Х.К. Чой

Мы с Рейном знаем лишь несколько слов на этом языке, так же, как и в случае с корейским: пару фраз, которые маме удалось вдолбить нам в головы. Папа владеет разговорным урду и даже записывал нам на диск уроки, но никогда не заставлял их слушать и не устраивал тестов, в отличие от мамы.

      – Салам, – говорит Санни.

      – Ва-алейкум ас-салям, – бормочем мы в ответ хором.

      – Аапка наам киа хэи?[14]

      – Рейн, – отвечает Рейн.

      – Пабло, – ворчу я. Всегда, когда я разговариваю с пакистанцами или корейцами, с которыми только что познакомился, у меня возникает ощущение, будто мой уровень IQ упал баллов на сто.

      – Забардаст! – выдает вдруг Рейн дурацким голосом из «Билла и Теда». Это значит «отлично».

      Санни смеется, чтобы подбодрить его, и жестом приглашает нас к длинному фуршетному столу, который просто ломится от еды.

      – Мы уже поели, – говорит папа.

      – Тогда сладкое.

      Мы хватаем миски с рас малаи (представьте себе супер сладкие кусочки чизкейка без корочки, посыпанные орехами) и гулаб джамуном – это мой любимый десерт: жареные сладкие шарики в сахарном сиропе. Однажды мама приготовила их нам на папин день рождения, и масло забрызгало все вокруг так, что потом целый час пришлось его оттирать. Позже папа подмигнул мне и заявил, что гулаб джамун получился со вкусом раздражения, но, как по мне, вышло отлично. Еще на столе я вижу бурфи и ассорти из бесконечного множества прочих индийских сладостей, а еще блюдо с красиво разложенным пааном: конвертиками из листьев бетеля с начинкой из специй, засахаренных фруктов и других ингредиентов, от сочетания которых начинается бешеный приход. Папа как-то случайно пристрастился к таким штукам с табаком и жевал их где-то в течение года, постоянно сплевывая красный сок, пока мы угрозами не заставили его прекратить, потому что зрелище было мерзким.

      В углу мы находим полупустой столик и садимся.

      Какой-то мужчина в костюме берет микрофон.

      – Еще раз благодарю вас за то, что пришли поздравить мою дочь Амину и ее мужа Хамида.

      Зал взрывается аплодисментами.

      И только сейчас до меня доходит, как и до Рейна: мы вломились на чью-то свадьбу. Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь сообразить, на каком мы сейчас этапе. Была ли уже лошадь? Или меня заставят танцевать, а я не знаю никаких движений, кроме одного, похожего на кик-степ из клипа Kid’n Play.

      – Амине действительно подходило ее имя, она всегда была настойчива. А Хамид, несмотря на его любовь к янки… – Он делает паузу для драматического эффекта. – По крайней мере, ему хватает благопристойности быть панджабцем. Аль-Хамду ли-Ллях…

      – Пап, – шепчу я. Папа тем временем с такой гордостью смотрит на счастливую пару, будто это его собственные отпрыски. – Пап! – Он переводит взгляд на меня. – Что это за люди?

      – Семья Санни, – поясняет он и шикает на меня.

      – Кто такой Санни, черт побери?

      – Владелец одного местечка во Фреш Медоус, где подают бирьяни[15].

      – А тебя он сюда приглашал? –

14

Как тебя зовут? (урду)

15

Блюдо из риса с добавлением рыбы, мяса, овощей и яиц.