Солярис. Эдем. Станислав Лем

должен знать, что наука занимается только тем, как что-то делается, а не тем, почему это делается. Как? Ну, началось это через восемь или девять дней после того эксперимента с рентгеном. Может быть, океан ответил на излучение каким-либо другим излучением, может быть, прозондировал наши мозги и извлек из них какие-то изолированные островки психики.

      – Островки психики?

      Это меня заинтересовало.

      – Ну да, процессы, оторванные от всех остальных, замкнутые на себя, подавленные, приглушенные, какие-то воспаленные очажки памяти. Он воспринял их как рецепт, как план какой-то конструкции… Ты ведь знаешь, насколько похожи друг на друга асимметричные кристаллы хромосом и тех нуклеиновых соединений цереброцидов, которые составляют основу процессов запоминания… Ведь наследственная плазма – плазма «запоминающая». Таким образом, океан извлек это из нас, зафиксировал, а потом… ты знаешь, что было потом. Но для чего это было сделано? Ба! Во всяком случае, не для того, чтобы нас уничтожить. Это он мог сделать гораздо проще. Вообще – при такой технологической свободе – он может, собственно говоря, все. Например, засылать к нам двойников.

      – А! – воскликнул я. – Вот почему ты так испугался в первый вечер, когда я пришел!

      – Да. Возможно. А откуда ты знаешь, что я и вправду тот добрый старый Хорек, который прилетел сюда два года назад?

      Снаут начал тихо смеяться, как будто мое состояние доставило ему Бог знает какое удовольствие, но сразу же перестал.

      – Нет, нет, – буркнул он. – И без того достаточно… Может, различий и больше, но я знаю только одно: нас с тобой можно убить.

      – А их нет?

      – Не советую тебе пробовать. Жуткое зрелище!

      – Ничем?

      – Не знаю. Во всяком случае, ни ядом, ни ножом, ни веревкой…

      – Атомной пушкой?

      – Ты бы попробовал?

      – Не знаю. Если есть уверенность, что это не люди…

      – А если в некотором смысле да? Субъективно они люди. Они совершенно не отдают себе отчета в своем… происхождении. Ты, очевидно, это заметил?

      – Да. Ну и… как это происходит?

      – Регенерируют с необыкновенной скоростью. С невозможной скоростью, прямо на глазах, говорю тебе, и снова начинают поступать так… так…

      – Как что?

      – Как наше представление о них, те записи в памяти, по которым…

      – Да. Это правда, – подтвердил я, не обращая внимания на то, что мазь стекает с моих обожженных щек и капает на руки. – А Гибарян знал?.. – спросил я быстро.

      Он посмотрел на меня внимательно.

      – Знал ли он то, что и мы?

      – Да.

      – Почти наверняка.

      – Откуда ты знаешь, он что-нибудь говорил?

      – Нет. Но я нашел у него одну книжку…

      – «Малый Апокриф»?! – воскликнул я, вскакивая.

      – Да. А откуда ты об этом можешь знать? – удивился он, с беспокойством впиваясь взглядом в мое лицо.

      Я остановил его жестом.

      – Спокойно. Видишь ведь, что я обожжен