Непросто Мария, или Огонь любви, волна надежды. Юлия Славачевская

урод моральный, предусмотрел! – Соленые капли горя бежали безостановочно. Меня колотило.

      Ко мне подошел кот и уселся на коленях, начиная мурлыкать. Дарси всегда тонко чувствовал мое плохое настроение.

      Я утерлась бумажным платочком. Раз начала, нужно этот рассказ закончить.

      – Сказал, что если не он, то никто меня не получит, пока он жив. И если я не стану палачом, то все, кто мне дорог, удостоятся той же участи, – выплескивала я свою муку, хранимую десятилетиями. – Потому что я ему больше не нужна, но легко уйти он мне не даст. Вот так…

      – Почему он просто не убил тебя? – простонала подруга. – Это было бы милосерднее…

      В воздухе перемешались эманации страха, ненависти и отчаяния.

      – Я просила смерти, – горько призналась я, икая от слез. – Просила не трогать Мигеля, взять меня. Он не слушал, он наслаждался. – Прошелестела: – А после того как меня по запросу Эйдана признал Совет, Рамон не имеет права убить меня сам. Иначе будет отвечать по закону…

      – Господи! – вскрикнула Лёна.

      – Я смотрела в синие, полные боли глаза Мигеля, – продолжила я рассказ, – потом в его выжженные глазницы… И поклялась страшной клятвой: пока я жива, никто больше не станет жертвой Рамона по моей вине! Никогда! Именно поэтому я стараюсь держаться подальше от мужчин и не заводить ни с кем тесную дружбу, понятно? Ни с кем!

      – Прости меня! – плакала Лёна. – Прости, я не знала! Это так страшно! Мучительно… Но Эйден все равно обязательно должен узнать…

      – Это смертельно больно, – согласилась я, ласково промокая ее щеки платочком. – Но пусть эта мука из-за меня больше никого не коснется. И больше мне не придется умирать вместе с кем-то из вас и возрождаться одной…

      – Прости меня! – хлюпнула подруга, шмыгая носом. – Я… мне нужно…

      – Уходи, – с усилием улыбнулась я. – Вольного ветра и свободного неба!

      Лёна порывисто выбежала из гостиной. Вскоре послышался шум мотора.

      На каминной полке однообразно тикали антикварные часы-сова. Скалились, строили рожи хрупкие фарфоровые статуэтки мандаринов и пастушек. Безнадежно стремился ввысь белоснежный фаянсовый голубок. Декоративные блюда бликовали в свете рожков настенных бра лунными пятнами сине-коричневых узоров…

      – Ты в порядке? – В комнату стремительно вошел Диего.

      – Почти, – солгала я, вороша угли и старательно пряча в тень заплаканное лицо. Ничего не хочу! Ни любви, ни страсти, ни внимания, ни заботы, если они достаются такой ценой. Ни-че-го.

      Мужчина подошел к камину, взял забытый стакан воды, покатал в ладонях и допил. На секунду застыл и поборол необъяснимую дрожь.

      – Пора спать, – сказал он внезапно охрипшим голосом. – Завтра у нас будет напряженный день.

      – Спокойной ночи, – попрощалась я, оставаясь тихо сидеть у камина во власти разбуженных воспоминаний.

      Сгорали, потрескивая, дрова. Жар осушал горько-соленые слезы. Дарил