Чужой крест. Сага. Елена Поддубская

поезда передал Володю Полянского с рук на руки родственнику. Виктор Павлович Бугров был хромым. Его правая щека так срезана до скулы, что всё лицо стянуло на противоположный бок. Но глаза у мужчины оказались добрые. Представившись, он сразу пошутил:

      – Мы с тобой, Володя, по отцам тёзки будем. И Павла я прекрасно знал, а деда твоего Петра так на всю жизнь не забуду. Но про то нас с тобой ждёт отдельный разговор. Лады?

      Расписавшись в «получении», мужчина делово привязал пасынка длинным шарфом к своему поясу и, хромая к зданию вокзала, приказал не отставать. И хоть шустрым был Володя и длинноногим, лишь отправившись в Москву понял, почему так поступил его теперешний опекун: толпа их сметала и разрывала. Перебирая ногами, мальчишка успевал смотреть по сторонам, но замер, стоило им выйти из вокзала на площадь. Задрав голову, он увидел над ними башню с часами.

      – Виктор Павлович, это Кремль?

      – Да куда там! А ты почему спрашиваешь? Видел уже, что ли, Кремль?

      – Видел. В учебниках. И в газетах, – Володя не мог оторвать взгляд: – Вот эта, и вон та башни, – ткнул она на два корпуса Казанского вокзала, центральный и для касс дальнего следования, – точь-в точь, как в Кремле.

      Виктор Павлович хмыкнул:

      – Глазастый! Это хорошо, в нашем деле пригодится.

      Уточнять о чём дядька говорит Володе было некогда: столица всосала его, как пучина, из которой вовсе не хотелось выбраться живым, а пусть бы и погибнуть от её красоты. Внимательно оглядев обезумевшего пацана, мужчина махнул рукой на прежние планы:

      – Когда ещё здесь побываешь? А без Красной площади Москва – не Москва. Поехали! – он подтолкнул приёмыша обратно к туннелю: – Гляди внимательно: это Каланчёвская площадь. Теперь называется площадью Трёх вокзалов. Видишь на той стороне дворец? Это Ленинградский вокзал. А загадочный теремок рядом – Ярославский. Нам уезжать из него и на всё-про всё у нас три часа. Иначе ночь в Костроме застанет. Понял?

      Вряд ли Володя понимал, о чём ему говорят: голова его беспомощно принимала столько информации, зрительной, слуховой, обонятельной, что это вызвало икоту.

      – О, да ты голодный наверняка, – решил Виктор Павлович по-своему, хотя в этой кутерьме Володя вообще не помнил про то, что постоянно тянуло под ложечкой: – Лёля насобирала нам обед. Тётка у тебя добрая, обо всём подумала. Пошли где-то сядем и поедим. Не хочешь? А мороженого? Тогда давай в очередь вон к тому ларьку. Тоже не хочешь? Лады. Поедим позже в городе.

      – В городе? – Полянский удивился. На всю Алма-Ату не найдёшь такого скопища народу, как здесь. – А мы что, в деревне?

      Дядька сдвинулся немного на обочину людского прохода и стал что-то наощупь искать в своём рюкзаке.

      – Трудно, Володя, поверить, но раньше тут было поле. И деревня. Называлась она Красное село. Почти как наше. Держи, замори червячка. Голодным по столице шастать нельзя.

      Вынув