Хочу почувствовать любовь. Лия Болотова

людей?

      – Раньше, веков десять назад, все книги людские вручную были писаны, в ларях, как и наши, хранились…

      Митрофан замолчал и прикрыл глаза, будто заснул внезапно, только подрагивающие в улыбке уголки губ, говорили о том, что вспоминает он дни молодости своей. Гай вздохнул, слишком часто наставник стал обращаться к воспоминаниям.

      – А в наши дни такое бывает?

      – О чём ты? – не понял наставник.

      – Ну, чтобы книги написаны были…

      – Опять ты за своё?! – старец насупил седые брови. – Сказал же, не впутывай меня…

      – Не гневайся, наставник, – поспешил успокоить его Гай, – для работы нужно. Нашёл на антресолях короб с чудными книжками. Вот и спрашиваю твоего совета: в мусор определить или хранить как ценность?

      Эту речь он готовил несколько дней, иначе было не добиться от Митрофана объяснений.

      Тот призадумался, почесал бороду.

      – Короб, говоришь… Пойдём, посмотрим.

      Матильда лежала на тумбочке в прихожей, на их появление только глаз один приоткрыла да хвостом дёрнула.

      – Признала, – шепнул наставник. Он видел кошку впервые после того случая с наговором. – Теперь мы не чужие ей.

      На книжки старец смотрел недолго, полистал пару, бросил обратно в короб и вытер руки о бока, словно вляпался в грязное:

      – Сам что надумал? Разве не читал про такое в книгах человеческих?

      Гай, переминаясь с ноги на ногу, стал вспоминать:

      – Дети позапрежних постояльцев писали в тонких тетрадках, в сумки их складывали да носили куда-то. Да только писали там разное всё, не так как тут – слова одни. К тому же выбрасывали потом, как только листов чистых не оставалось. А эти хранятся, – он поднял одну книжку из ящика и поднёс к носу, – и, судя по запаху, несколько лет уже лежат.

      – Эх ты, книголюб, – хохотнул Митрофан, – неужто не читал про дневники рукописные? Некоторые люди про себя и свою жизнь день ото дня записи делают, для чего – сказать не могу.

      Дневник. Попадалось Гаю это слово в нескольких книгах. Но не так он себе его представлял, не думал, что ему попадутся такие в руки. Домовой засуетился:

      – Скажи тогда, наставник, что цифры эти значат? – Гай раскрыл наугад пахнущий десятилетием дневник и ткнул в первые попавшиеся на глаза: – 15.11.01 – что это?

      Митрофан склонился над исписанным листом и снова прищурился:

      – Цифры… поди их разбери, зачем эти цифры, – для пущей убедительности он поскрёб надпись длинным ногтем. – Но раз лежат десять лет, пусть дальше лежат. Храни. – Он огляделся вокруг и цокнул языком. – Коконы от моли по стенам висят, а он о книжицах печётся!

      – Так я для постоялицы стараюсь, – пытался оправдаться Гай.

      Старец лишь отмахнулся от его слов:

      – Провожай меня да делом займись.

      Когда длинная борода старца скрылась в воздуховоде, соединяющем соседние квартиры, Гай вздохнул и принялся отдирать липкие коконы моли от стен.

      «Даты это», –