Вспомни меня. Книга 1. Виктория Мальцева

срываемся, перепрыгивая кочки и камни, огибая кусты, как две горные козы. То, что так животворяще журчит, как назло тоже облеплено кустами, но эти – непроходимые. У них длинные ветки-плети, сплошь покрытые острыми шипами. Мы с Цыплёнком летим вдоль них и вдоль берега ручья, как шальные, в поисках бреши в этом колючем заборе. И такое место вскоре находится.

      Но… там уже занято.

      Глава 5. Хозяин леса

      Гора из коричневой шерсти, услышав нас, разворачивается и встаёт на задние ноги. Я знаю, кто это, я помню, что сейчас категорически нельзя поворачиваться к нему спиной и убегать – это спровоцирует у зверя инстинкт преследования, но убей не помню название животного.

      – Ме-е-едве-е-едь! – воплем подсказывает Цыплёнок.

      – Тихо! Не поворачивайся спиной! Не беги! Медленно… по шажочку отходим назад!

      Едва я успеваю выдать инструкции, как медведь приподнимает верхнюю губу, обнажив зубы, и издаёт грозное:

      – Рррррррррр!

      И уже через мгновение мои ноги несут меня со скоростью света. Я перепрыгиваю кусты целиком, перебираю ступнями камни, как ступеньки, и ору «А-а-а-а!». Почему-то в этом «А» попадаются и согласные буквы, но мне некогда размышлять о том, что бы они могли означать.

      В конце концов, когда ног своих я уже почти не чувствую, мне приходит на ум, что, если бы медведь принял решение гнаться за мной, он бы уже давно догнал и съел. А может быть, он решил, что Цыплёнок вкуснее? У меня уже почти просыпаются угрызения совести, как вдруг я отчётливо слышу топот её кроссовок и пыхтение позади себя.

      – Ты… здесь? – то ли спрашиваю, то ли констатирую, как только у меня это получается, хотя всё ещё задыхаюсь от продолжительного бега.

      Моя попутчица тоже, очевидно, не может ещё говорить и поэтому кивает. Мы стоим, прижавшись к мощному стволу раскидистого дерева, и смотрим друг на друга.

      – Я ж говорила… бежать нельзя и поворачиваться… тоже… – зачем-то упрекаю её.

      Цыплёнок закрывает глаза и прижимается к стволу ещё сильнее, теперь спиной. И мне становится её жаль.

      Я аккуратно выглядываю из-за дерева – проверяю, нет ли медведя, и осознаю, как это глупо и по-детски. Откуда-то мне известно, что этот зверь лазает по деревьям и бегает гораздо шустрее меня. У человека нет против него шансов, вернее, есть только один – надеяться, что у животного найдутся другие хлопоты. Что собственно и произошло в нашем с Цыплёнком случае.

      – Ладно. Пока что нам, похоже, везёт, – констатирую.

      – И при том, по-крупному, – соглашается Цыплёнок, искоса взглянув на меня.

      Мы опускаемся на землю и сидим рядышком, уложив спины и головы на ствол.

      – Орехи только растеряли, – вдруг говорит Цыплёнок.

      – Господи… точно!

      Я не то слово расстроена. Это была единственная встретившаяся за всё время многочасового пути серьёзная еда.

      – Ты не помнишь, где было то дерево?

      Цыплёнок поворачивает голову в сторону склона, лоскутами покрытого то деревьями, то кустарником, то просто торчащего каменистыми