Венера в мехах (сборник). Леопольд фон Захер-Мазох

видел в ее походке, в каждом ее движении, в том, как она на него смотрела, спазмой сжимало мне горло. Когда мы шли домой, я что-то заметил ей об этом. Она нахмурила брови и ответила:

      – Чего же ты хочешь? Князь из таких мужчин, которые могут нравиться мне. Он ослепил меня – а я свободна и могу делать что хочу…

      – Разве ты меня больше не любишь? – испуганно пробормотал я, заикаясь.

      – Люблю я одного тебя, но князю я позволю ухаживать за мной.

      – Ванда!..

      – Разве ты не раб мой? – невозмутимо напомнила она. – Разве я не жестокая северная Венера в мехах?

      Я ничего не ответил. Я чувствовал себя буквально уничтоженным ее словами, холодный взгляд ее вонзился мне в сердце, как кинжал.

      – Ты пойдешь сейчас же, узнаешь мне, как зовут князя, где он живет и все, что касается его, – продолжала она.

      – Но, Ванда…

      – Никаких отговорок. Я требую повиновения! – воскликнула она таким строгим тоном, которого я никогда в ней не подозревал. – Не являйся на глаза мне, пока не будешь иметь возможности ответить на все мои вопросы.

      Только к вечеру я мог доставить Ванде сведения, которых она требовала. Она заставила меня стоять перед ней, как слугу, пока она выслушивала мой отчет с улыбкой, откинувшись на спинку кресла.

      Выслушав меня, она кивнула головой, видимо довольная.

      – Дай мне скамеечку под ноги, – коротко приказала она.

      Я повиновался и, поставив скамеечку, уложив на нее ее ноги, остался на коленях перед ней.

      – Чем это кончится? – печально спросил я после небольшой паузы.

      Она разразилась веселым смехом:

      – Да это еще и не начиналось!

      – Ты бессердечнее, чем я думал, – сказал я, уязвленный.

      – Северин! – серьезно заговорила Ванда. – Я еще ничего не сделала, ровно ничего, – а ты меня уже называешь бессердечной. Что же будет, когда я исполню твои фантазии, когда я стану вести веселую, вольную жизнь, окружу себя поклонниками и осуществлю целиком твой идеал – с попиранием ногами и ударами хлыста?

      – Ты слишком серьезно принимаешь мои фантазии.

      – Слишком серьезно? Но раз я их осуществляю, то не могу же я останавливаться на шутке! Ты знаешь, как ненавистна мне всякая игра, всякая комедия. Ведь ты этого хотел. Чья это затея – моя или твоя? Я ли тебя соблазнила ею или ты разжег мое воображение? Теперь это для меня, разумеется, серьезно.

      – Выслушай меня спокойно, Ванда! – сказал я любовью. – Мы так любили друг друга, мы так бесконечно счастлины, – неужели ты захочешь принести в жертву капризу наше будущее?

      – Теперь это уже не простой каприз! – воскликнула она.

      – Что же?! – испуганно спросил я.

      – Были, конечно, такие задатки во мне самой, – спокойно и задумчиво говорила она, – быть может, без тебя они никогда не обнаружились бы; но ты их пробудил, питал, развил – и теперь, когда это превратилось в могучий инстинкт, когда это охватило меня всю, когда я вижу в этом наслаждение, когда я не хочу и не могу иначе, – теперь ты