Дорога великанов. Марк Дюген

ты дел тела?

      – Оставил на месте.

      – А где ты сам?

      – В пути.

      – Где?

      – В пути.

      – Ты кому-нибудь рассказывал о случившемся?

      На секунду я представил, что отец мог бы мне помочь. Мы замели бы следы; сказали бы, что старики купили за наличку автофургон для кемпинга и отправились в путешествие, решили прочесать Аляску вдоль и поперек; мы бросили бы тела в лесу, а потом их нашли бы на три четверти растерзанными медведями: «Ах, какое горе!»

      – Надеюсь, ты позвонил в полицию?

      – Из-за убийства Кеннеди они не слишком обратили на меня внимание.

      – Лучше бы ты пристрелил этого козла-президента, чем моих родителей! Эл, господи, как ты мог! Ты расправился с моими родителями! Ты ведь и мою жизнь послал к чертям!

      – У меня есть сестры. – Я хотел его утешить.

      – Твои сестры похожи на твою мать. Но проблема не в этом. Ты собираешься сдаться?

      – Да, но не сейчас. Я хочу подышать воздухом, побыть на свободе, которой меня скоро лишат. Если бы ты не спешил меня сдавать…

      – Но я должен предупредить полицию, Эл. Они бросятся на поиски. Ты ведь не станешь сопротивляться?

      – О нет, пап, ты хорошо меня знаешь. Я же не буйный! Я сдамся – и дело с концом. Просто я пока не готов. Скажи им, что это вопрос нескольких дней. Я впервые на свободе. Мне впервые вольно дышится, понимаешь? Если бы я не собирался сдаваться, я бы тебе никогда не позвонил. Но я хочу, чтобы бабушку с дедушкой похоронили. Я не осмелился. Не оставляй их так. Старик этого не заслужил. Мне гораздо лучше, когда я с тобой говорю. Ты себе не представляешь! Прямо гора с плеч: убийство и признание.

      – Ты совсем спятил, Эл: твоя мать меня предупреждала. Я позвоню в полицию и отправлюсь на ферму. Где бы ты ни был, Эл, немедленно возвращайся!

      – Я вернусь, но не сразу. Я должен подышать воздухом, прежде чем меня засунут в газовую камеру.

      – Несовершеннолетних не отправляют в газовые камеры[20]. Ты сохранил оружие?

      – Да. Винчестер, подаренный стариком.

      – Эл, ты ведь не станешь убивать других людей?

      – Других? С какой стати? Ладно, всё, пап, я вешаю трубку. Я скоро.

      Я повесил трубку. Учитывая эмоциональную сторону дела и всё такое, об убийстве можно говорить часами.

      Отец не сразу осознал происходящее. Реальность не всегда укладывается в голове. Однако беседы ни к чему не ведут.

      Пока я болтал, в бар набилось народу. На меня поглядывали с любопытством, но не более того. На неместного всегда смотрят с любопытством, особенно если он на две головы выше всех остальных. Все шушукались об убийстве Кеннеди. Многие опечалились – многие открыто заявляли, что сукиному сыну поделом. Разговоры на отвлеченные темы в подобном захолустье никогда не длятся долго: каждый выпячивает свое мнение, не слушая остальных, и в итоге все снова возвращаются к обсуждению насущных проблем. Утром следующего дня мужики начинали охоту на оленей, и Кеннеди воспринимали на том же уровне.

      Я почувствовал, что от меня ждут

20

Отец Эла имеет в виду, что, по традиции, детей в США казнили только на электрическом стуле.