Детектив на пороге весны. Татьяна Полякова

соображений бабушкиной безопасности, из-за чего же еще!..

      – Что? – спросил Юра. – Если форточка все время была открыта, то что?..

      – Ничего.

      Он решил, что должен объяснить.

      – Анфиса, – зашептал он быстро, – она была не все время открыта. Утром, когда мы приехали и нашли… труп, форточка была закрыта. На задвижку. Я сам ее открыл.

      Она обернулась и посмотрела на него. В полутьме старого дома ее глаза казались очень темными, и рот казался очень темным.

      Интересно, какова она на вкус?

      На вкус и цвет товарищей нет. Добавить липового цвету и настаивать три часа. На каждый роток не накинешь платок.

      Нет, это про другое, кажется.

      Одри Хепберн!..

      – Зачем вы ее открыли?

      – Я собирался сюда вернуться.

      – Зачем?!

      – Чтобы… кое-что посмотреть.

      – Что именно?

      – Сейчас… в комнате я вам покажу.

      «А вдруг он меня убьет?» – стремительно пронеслось в голове. В доме никого нет, и здесь уже было убийство. Магия места, которую придумал Петр Вайль совсем по другому поводу, ощущалась повсюду.

      Убийственная магия места.

      Бабушка знает, что она пошла с Юрой «на дело». Клава тоже знает. Если с ней что-то случится, они позвонят всесильному Ивану Ивановичу, и он приедет, и Юре тогда несдобровать.

      Может, имеет смысл сказать ему об этом?..

      – Юра, – начала она, чувствуя себя последней идиоткой, – я все понимаю, конечно, но вы должны помнить, что если тут… – она хотела сказать «со мной», но сказала: – …если тут с нами что-то случится, бабушка позвонит Ивану Ивановичу и…

      Юра Латышев вдруг захохотал во все горло.

      То они все шептали, а то он вдруг захохотал так, что задрожали старые канделябры на полке и, кажется, даже шторы зашевелились.

      – Что вы! Замолчите!

      – Так как же? – спросил он и снова засмеялся. – Иван Иванович-то, собственно, мой главный заступник и есть. Это он меня пристроил на работу к вашей бабушке, если вы запамятовали! Сто лет назад!.. А если мы с ним в преступном сговоре?

      Анфиса молчала. Он так говорил, что становилось как-то совсем не страшно и понятно, что все ее опасения – чепуха.

      Бабушка любила это слово.

      «Чепуха!» – говорила она, и казавшееся сложным дело вдруг теряло не то что сложность, но и всякий смысл.

      – Мотивы, мотивы, – продолжал Юра, – у нас с Иваном Ивановичем в таком случае должны быть мотивы. Это, между прочим, на первом курсе проходят.

      – На первом курсе чего?

      На этот вопрос он предпочел не ответить, как никогда не отвечал на вопросы, связанные с ним самим.

      – Какие у нас с Иваном Ивановичем могут быть мотивы? Подождите! – прикрикнул он, обнаружив, что она собирается двигаться дальше по коридору. – Давайте выясним наши запутанные отношения.

      Волшебство, вдруг вспомнилось ему. Прямое и обратное, как математическая функция. Он еще не разобрался хорошенько, какое именно волшебство было во всем