Лунный Дар. Кристина Фант

вы думаете, дети, чье это мясо?

      Шок.

      Без комментариев.

      В университете седовласый импозантный Иван Сергеевич указкой не тыкал. Он показывал слайды.

      – Представьте, что вы смотрите новости, – вещал он нам, второкурсникам, – Вот вам говорят – убит пожилой мужчина. Какие эмоции вызвало у вас это сообщение? Далее. Убита пожилая женщина.

      Были перечислены: мужчина, женщина, беременная девушка, ребенок.

      – Чувствуете, как по мере перечисления меняются ваши чувства? Кого жальче?

      На войне жалости нет, узнали мы. Вспомнили даже пирамиду Маслоу. Что важнее всего для человека? Правильно, безопасность. В те моменты, когда твоя жизнь висит на волоске, ты не задумываешься ни о самореализации, ни о комфорте, ни о пропитании. Надо выжить.

      Люди – это просто высокоразвитые животные. Что делает общество во время войны, когда речь идет об истреблении?

      Сначала за борт жизни идут старики. Они бесполезны, думает многоголовое животное, именуемое обществом. Хотя, кто знает. Может и не думает, но так есть.

      Затем туда же идут дети. Почему они? Да потому что люди, достигшие половой зрелости и до достижения седых волос, могут воспроизводиться. Потому что они потом еще нарожают. И потому что они в силах дать отпор врагу. Не допустить геноцид.

      Встанет грудью солдат на защиту младенцев и детей, которых не успели вывезти в безопасное место. И падет. И те, кого он защищал, не выживут. Он поступит умнее. Уйдет, оставит их, чтобы потом на поле боя упоенно вырезать врагов. Не потому что он так решил, а потому что так диктуют инстинкты. Инстинкты того многоголового монстра.

      Я жалею, что слышала это, я жалею, что знаю это. Я не хочу этого знать.

      Мы, поколение, выросшее на Рэмбо и Терминаторе, Крепком орешке, не только мальчики, но и девочки увлекались подобными фильмами, воспринимаем оторванные головы и горы трупов на экране нормально. Экш. Нет. Просто нормально. Зато главные герои – няшки.

      Мы, студенты исторического факультета, погрязшие в фактах и статистиках, просто подсчитывали – ага, здесь сто тысяч погибших, а здесь триста. Пытались вызубрить битвы каждой из войн, сдавая на зачетах, и сразу забывая.

      Пока не открылись глаза и не пришло понимание, что за каждым боем смерти людей. За каждым солдатом – жизнь.

      Война это страшно.

      Один из моих однокурсников воевал в Дагестане. Боевые действия велись вяло. Убитых среди наших был один.

      – Ты убивал людей? – спрашивала я у парня немногим старше себя. И не дождавшись ответа, – Не каждый бы смог.

      – Каждый, – услышала в ответ.

      Компанейский парень. Убивал людей. По-настоящему. И жил дальше.

      Легко рассуждать мне, видевшую войну только на экранах телевизора, читавшей о ней только в учебниках. У меня до сих пор война – это поле боя, две армии друг против друга. Это солдаты, это воины. Мы гордимся ими. Но потом приходит образ учительницы, показывающей картинку, и война – это весь народ, втянутый в бессмысленную и беспощадную резню, это потерянное поколение, это голодающие люди и беспризорные дети.

      Под невеселые