Город из пара. Карлос Руис Сафон

на обрывистом берегу из окон и башен. Вечером в изнеможении я возвращался домой, как раз к тому времени, когда отец просыпался.

      На шестой день, уже начиная думать, что встреча приснилась мне, я шел по улице Мираллерс, глядя на боковую дверь собора. Густой туман опустился на город, волочась по улицам, словно белая вуаль. Двери в церковь были открыты. Там в дверном проеме запечатлелись силуэты женщины и девочки в белых одеждах, а через мгновение туман скрыл их в своих объятиях. Я побежал, ворвался в базилику. Туман сквозняком затягивало внутрь, и фантастическое покрывало из пара плавало над рядами скамеек в центральном нефе, цепляясь за пламя свечей. Я узнал Антонию, служанку – она стояла на коленях в одной из исповедален, в позе, выражающей раскаяние и мольбу. Я не сомневался, что исповедь такой гарпии тоном и густотой напоминает смолу. Бланка сидела на скамье, болтая ногами и отрешенно глядя на алтарь. Я подошел к скамье, и Бланка обернулась. Увидев меня, просияла и заулыбалась, и я тут же забыл бесконечные тоскливые дни, когда пытался отыскать ее. Я сел рядом.

      – Что ты здесь делаешь? – спросила Бланка.

      – Пришел послушать мессу, – солгал я.

      – В такое время мессу не служат! – рассмеялась она.

      Мне больше не хотелось лгать, и я опустил голову. Но слова оказались излишни.

      – Я тоже по тебе скучала, – призналась Бланка. – Решила, ты обо мне забыл.

      Я покачал головой. Атмосфера, пропитанная туманом и шепотом, придала мне храбрости, и я отважился произнести одно из признаний, придуманных мной для сказок, полных магии и героизма.

      – Я никогда не смогу забыть о тебе, – сказал я.

      Такие слова могли бы быть пустыми и нелепыми, особенно в устах мальчонки восьми лет, который, поди, и сам не знает, что говорит, но я это чувствовал. Бланка устремила на меня взгляд, поразительно грустный для девочки, и с силой сжала мне ладонь.

      – Обещай, что никогда обо мне не забудешь.

      Служанка Антония, вероятно, уже освободившаяся от грехов, с ненавистью взирала на нас, стоя в проходе, там, где начинался ряд скамей.

      – Сеньорита Бланка!

      Бланка не сводила с меня глаз.

      – Обещай мне.

      – Обещаю.

      В очередной раз служанка увела мою единственную подругу. Я видел, как они удаляются по центральному проходу и исчезают за дверью, выходившей на бульвар Борн. Но на сей раз капелька хитрости просочилась в мою печаль. «Определенно, – сказал я себе, – у служанки хрупкая совесть, и она прилежно является в исповедальню очиститься от грехов». Церковные колокола пробили четыре часа дня, и у меня зародился план.

      Начиная с того дня я неизменно без четверти четыре появлялся в церкви Святой Марии на Море и садился на скамью поближе к исповедальням. Через пару дней я снова увидел их. Подождав, пока служанка преклонит колени перед исповедальней, я подошел к Бланке.

      – Через два дня на третий, в четыре, – прошептала она.

      Не теряя ни мгновения, я взял ее за руку, и мы стали бродить