Дорога навстречу вечернему солнцу. Ольга Михайловна Левонович

супом, поить чаем. Дядя Серёжа был говорлив, Костя помалкивал, но, Маша знала, исподтишка следил за каждым её движением, вслушивался в каждое слово. Это волновало и радовало.

      Она проводила гостей до ворот, и думала, что вряд ли в скором времени увидит их. Но часа в два ночи завизжали тормоза, дружно взлаяли собаки, за окном забубнили взволнованные голоса. Накинув халат, она выскочила в ограду.

      – Маш, Костя ранен, нужно в больницу, – крикнул ей через калитку дядя Серёжа.

      – Сейчас, только переобуюсь.

      Она надела босоножки, набросила куртку. В уазике на заднем сиденье сгорбился Костя, с перевязанной тряпьём рукой. Даже в полумраке было видно, как он бледен.

      Они поехали по тёмным улицам, и тревога, близость Кости так взволновали Машу, что глаза её стали тёмными, огромными. Костя, несмотря на боль, с восхищением поглядывал на неё.

      Привезли фельдшерицу в участковую больничку, и она быстро обработала рваную рану на плече, сделала перевязку.

      – Всё будет хорошо, не беспокойся, Маша, – дядя Серёжа говорил отечески-ласково, – мы в город, отцу привет.

      – Спасибо, Маша, – послышался голос Кости с заднего сиденья.

      В город Маша с отцом приехала в конце августа. Как условились, отправились в гости: Костя обещал купить для отца две пачки мелкокалиберных патронов.

      Они постучали в тонкую хлипкую дверь, Костя появился смущённый, забегал по комнате, подбирая раскиданную одежду. Дверь крошечного туалета была распахнута, от этого в комнате царил тяжёлый дух. Сама комната была поделена на две половины. В малой части находилась узкая, как пенал, кухня. Стол, шкаф и электроплита вдоль стены делали её ещё длиннее. В углу были свалены мешки с картошкой, рюкзаки, спальник, охотничье и рыболовное снаряжение.

      В комнате из мебели был продавленный диван, шифоньер и телевизор, с фотопортретом в рамке. Из-за плотно задёрнутых штор комнату наполнял грязно-розовый свет.

      Маша рассмотрела фото. Девочка, лет десяти, с маленькими, широко расставленными глазками, ужасно некрасивая. Дочка, должно быть.

      Костя позвал к столу. Он суетливо поставил сначала перед отцом, потом перед ней тарелки с супом, прозрачным и почти пустым. Кусочки мяса, несколько брусочков картошки, пара вермишелинок. Похлебали, суп слегка горчил.

      – Андрей Петрович, – обратился Костя к отцу, – Можно я Машу в кино приглашу?

      Маша удивлённо вскинула глаза. Костя смотрел в сторону.

      Отец хмыкнул. Помолчав, ответил каким-то не своим, приторно-воодушевлённым голосом, каким иногда разговаривал с малознакомыми людьми:

      – Это её решение, я ничего не имею против.

      Маша закусила губу, решила, что, пока Костя сам к ней не обратится, не подавать голоса. Всё – несвежий воздух, убогость квартиры, фото, суп, сам хозяин, в котором было почти не узнать подтянутого охотника, угнетало её. Она подумала вдруг, как после свадьбы он приведёт её в эту нору, уложит на продавленный диван… И девочка с фото своими маленькими глазками будет тупо смотреть на них. Фу…

      Костя пошёл проводить их до троллейбусной