Мгновения. Валя Худякова

останавливаюсь.

      Здесь, я знаю это, даже не взглянув на название и имя, меня ждет моя давняя любовь. Месяц и ночь. Скромная рама, небольшая картина. Пейзаж давно потерянного мира. Интересно, что там теперь? Полис, город, что-нибудь еще? Можно ли побывать? Узнаю ли я это место?…

      Чуть склоняюсь. Широкие фактурные волны мазков, тонкие и толстые нити блестящего под лаком масла. Переливы света и цвета. Оттенки умбр и холодные тени, почти черные, кое-где зеленоватые и красноватые контуры, синевато-фиолетовые разводы масляной пасты и одинокий, горящий, будто оказавшийся здесь по ошибке, золотистый вертикальный штрих. Пятна, бессмысленное, беспорядочное, однако отчего-то мучительно завораживающее море красок без формы и без содержания.

      Отхожу – пара шагов не глядя. Вновь обращаю взгляд к картине и вдруг, словно по волшебству, таинственному и удивительному, вижу в ней строй и порядок, идею, мысль, чувства и смысл. Мягкая темная ночь позднего лета, безоблачное, чистое небо, отдыхающая под покровом сумерек земля, шуршащая нежными, журчащими переливами прохладной искристой воды река, мрачный, застывший на горизонте еловый лес и сверкающий ослепительным блеском холодный желтоватый месяц.

      Опять подхожу ближе. И снова лишь многогранные, мастерски ограненные – сквозь верхний цвет то тут, то там проглядывают удивительные, подмешанные оттенки – цветные мазки. Отхожу, еще раз ночь и месяц…

      Когда-то такие метаморфозы потрясали меня до глубины души. Помню, как мама смеялась, наблюдая, с каким удивленным и озадаченным видом я шагаю туда-сюда то к картине, то от нее и что-то восторженно бормочу себе под нос. В то время именно это казалось мне настоящей магией…

      – Да.

      От мыслей о маме позабытый было груз, вдруг ухнув волной тоски и тревоги, возвращается на плечи.

      Я невольно вздыхаю, подхожу совсем близко. Раньше, конечно, ни в одном музее вам бы не позволили так сделать, однако теперь совсем другое время. Мое дыхание, сухое и жесткое, как мне кажется, касается застывших волн поблескивающей краски. Я, не мигая, пристально смотрю на одинокий вертикальный мазок. От лимонного в ложбинке к охристо-желтому, почти коричнево-красному на бугорке. Несмешанная краска распадается букетом удивительных, беспрерывно переходящих, перекатывающихся друг в друга цветов. Я наклоняюсь еще ближе, хочу разглядеть их все без остатка, поймать каждый и сохранить в себе, понять магию этого удивительного преображения, найти ответ, осознать и…

      Вдруг все рушится. Я, задыхаясь, отскакиваю в сторону. Отшатываюсь, вспоминая мамино тело, укрытое, подобно этим фактурным мазкам, складками застывшей ткани. Мертвое тело. Такое же мертвое, как и эта картина. Такой же покинутый сосуд, в который никогда не заглянет жизнь.

      Мадс

      Мадс сидит напротив, чуть покачиваясь туда-сюда на высоком удобном стуле, задумчиво вертя в пальцах искрящийся на солнце зеленый лист салата. Ему неловко, он напряжен и, может быть, озадачен. Я вижу это. С легкостью