Письмо от русалки. Камилла Лэкберг

никогда не разрешалось туда заходить. Несколько раз он пытался заглянуть внутрь через окно, завешанное коричневыми шторами, но ему ничего не удавалось разглядеть, а дверь всегда была на замке. Теперь же мать затеяла уборку. Дверь прицепа стояла нараспашку, чтобы «хорошенько проветрить», как сказала мать, и множество подушек отправилось прямиком в стиральную машину, чтобы отстирался затхлый зимний запах.

      Все представлялось каким-то сказочным приключением. Его волновало, разрешат ли ему сидеть в прицепе, пока они едут, – в маленьком движущемся домике, летящем навстречу новому и неизведанному. Но спросить об этом он не решался. В последнее время у матери было непонятное настроение. Жесткие ноты в ее голосе звучали все отчетливее, отец все чаще уходил на прогулки или сидел, спрятавшись за газетой.

      Иногда он замечал, что она смотрит на него каким-то странным взглядом. В ее глазах появилось какое-то новое выражение, которое пугало его и отбрасывало назад в ту темноту, которую он оставил позади.

      – Ну что, ты так и будешь стоять и пялиться или все-таки собираешься мне помочь? – спросила мать, упершись руками в бока.

      Он вздрогнул от суровых ноток в ее голосе и поспешно подбежал к ней.

      – Возьми вот это и отнеси в прачечную, – сказала она и швырнула ему несколько дурно пахнущих одеял с такой силой, что он едва устоял на ногах.

      – Да, мамочка, – пробормотал он и кинулся выполнять ее поручение.

      Если бы он только знал, в чем провинился! Ведь он во всем слушался мать. Никогда не противоречил ей, хорошо себя вел и не оставлял за собой грязи. И все равно иногда казалось, что она его просто видеть не может.

      Он пытался поговорить об этом с отцом. Собрался с духом в одну из тех редких минут, когда они оказались вдвоем, и спросил: почему мать его больше не любит? Отец на мгновение отложил газету и коротко ответил, что все это глупости и что он больше не желает об этом слышать. Мать очень расстроилась бы, если бы услышала его слова. Он должен быть благодарен, что обрел такую мать.

      Больше он не задавал вопросов. Менее всего ему хотелось расстраивать маму. Он мечтал только о том, чтобы она была весела и снова гладила его по волосам, называя своим любимым мальчиком. Вот и все, что ему было нужно.

      Положив одеяла рядом со стиральной машиной, он усилием воли отогнал от себя все тяжелое и мрачное. Они поедут в отпуск. На машине с вагончиком-прицепом.

      Кристиан сидел и постукивал ручкой по маленькому столику, выставленному в помещении магазина. Рядом с ним лежала пачка свежеотпечатанных книг. Он по-прежнему не мог оторвать от них взгляда, так это было невероятно – видеть свое имя на обложке книги. Настоящей книги.

      Правда, толпа до сих пор не собралась, и он подозревал, что наплыва страждущих не будет. Народ собирается только на Гийу или Марклунд[6]. Сам он был вполне доволен уже тем, что его попросили поставить свой автограф на пяти экземплярах «Русалки».

      Однако он чувствовал себя достаточно потерянным. Люди проходили мимо, бросали на него любопытные

6

Ян Гийу и Лиса Марклунд – знаменитые шведские авторы детективов.