Срок для адвоката. Михаил Кербель

такую простую провокацию полуграмотной цыганки?! Пожалел людей, о чьей изворотливости и хитрости был столько наслышан, хоть и не сталкивался с ними лично. А себя, свою семью, сокурсника и друга Володьку его семью – не пожалел.

      Что будет с ними? Зачем поверил незнакомой, по сути, женщине? Сам себя сунул в капкан, выход из которого даже не просматривается…» – казнил он себя снова и снова.

      Часы тянулись бесконечно. Мозг, взорванный арестом и всё это время кипящий в поисках выхода, катастрофически нуждался в торможении. Марк закрыл глаза, и перед его взором поплыли счастливые картинки его детства и юности.

      Детство

      Белый одноэтажный широкий дом на два входа. Слева – в детский садик, справа – в четырёхкомнатную коммуналку, две комнаты в которой и занимала их семья. Но, чтобы попасть к себе, нужно было пройти через обе комнаты соседей.

      Удобства – во дворе. Купались только в корыте, а позже, когда Марк подрос, по воскресеньям мылись с папой в небольшой городской бане. Еду готовили на примусе-керосинке.

      Лет с пяти Марк увлёкся чтением сказок. К школе прочёл все имеющиеся в районной библиотеке русские народные сказки, сказки братьев Гримм и сказки народов мира.

      Сказки, в которых добро всегда побеждает зло. Читал взахлёб: когда папа вечером перед сном выключал свет, он продолжал читать, светя фонариком под одеялом.

      На улице отвратительно воняло бытовым антисемитизмом. Слово «жид» – презрительное, клейкое, опаляющее внутренности – не раз приводило Марка в бешенство, хотя именно его так не обзывали. Мальчишки, слышавшие слово «жид» от родителей, между собой употребляли его довольно часто. В анекдотах и просто так.

      Большего оскорбления не существовало. Жадность, позор, инородность – всё было в этом слове. И хотя драчуном Марк не был, но, если бы это слово прозвучало в его сторону, полез бы обязательно. И получил бы обязательно. К счастью, не пришлось.

      В школу

      В семь лет с замиранием сердца и большим букетом цветов Марк потопал в первый класс. Учили на русском языке, а украинский – несколько раз в неделю, и знали его очень хорошо.

      Однажды во втором классе кто-то из учителей не пришёл на урок. Неожиданным порывом Марка вынесло к доске, и он стал рассказывать прочитанные ранее сказки. Рассказывал так увлечённо, эмоционально и образно, что одноклассники слушали, замерев, будто смотрели фильм. Даже вошедший в класс в конце урока завуч не стал перебивать. Он сел и, подперев голову рукой, слушал со всеми до конца урока.

      После этого всякий раз, когда срывался какой-то урок, одноклассники кричали: «Марик, давай!»

      Он выходил на место учителя и начинал рассказ. Первое время о том, что прочитал. Потом стал придумывать на ходу. Сначала сказки, а потом всякие истории про войну, про рыцарей.

      Сюжеты и образы героев возникали перед его внутренним взором прямо из воздуха и с такой быстротой, что он еле успевал их озвучивать. В эти минуты он просто «исчезал» и из класса, и из своего времени, растворяясь в мире сочиняемой эпохи