Срок для адвоката. Михаил Кербель

особо прятать деньги он не собирался, молча показал на антресоль. Пакет с ними можно было просто достать рукой, что Верноруб и сделал.

      – Зовите соседей, понятых, – кивнул он милиционерам. Они исчезли и вернулись нескоро – народ ещё спал.

      Пересчитали деньги, переписали номера купюр – все две с половиной тысячи рублей были на месте. Потом произвели беглый обыск. Обернувшись к Марку, Верноруб взглянул на настенные часы, которые показывали девять ноль-ноль, и как будто между прочим бросил:

      – Одевайтесь, Марк Захарович. Вам придётся проехать с нами.

      Одевался второпях. При этом не заметил, как воротник его синей рубашки зацепился одним концом за воротник серого рабочего костюма, а второй конец воротника торчал вверх, словно крыло мотылька.

      Обнял жену. Вдохнул её запах. Посмотрел в глаза. В них – немой вопрос и кричащий ужас.

      Его под руку вывели во двор и усадили на заднее сиденье одной из двух машин, на которых приехали Верноруб и его команда.

      «Всё… конец, – мелькнула мысль. – За что? Пытался спасти попавшую в беду женщину? Чужую боль чувствовал сильнее своей? Ведь потому и пошёл в адвокатуру. За то, что пытался быть таким, как отец?.. – Перед взором Марка возникло родное лицо отца. – Эх, папа, папа! Что я натворил?! Я знаю, как беспредельно ты меня любишь. Как переживаешь за любой пустяк, происходящий со мной. А тут… Я даже не могу представить, что будет с тобой, когда узнаешь, что я арестован. Молю только об одном: Боже, дай тебе силы пережить это!»

      Вдруг всё вокруг исчезло. Нет ни машины, ни сдавивших его с обеих сторон милиционеров, нет никого… Всё исчезло, кроме отца, смотрящего ему глаза в глаза…

      Отец хоть и происходил из крестьян, но основную часть своей жизни проработал сапожником в небольшом украинском городке Дубны. Имел обширную клиентуру не только потому, что хорошо чинил и шил обувь, но и потому, что был он необыкновенно добрым и светлым человеком.

      В то время не существовали многочисленные сейчас фонды милосердия. И, уже будучи взрослым, Марк понял, что его отец – в единственном числе – был реальным, хоть и неформальным фондом милосердия в их городке.

      Минимум раз в месяц, услышав звонок и открывая дверь, Марк видел перед собой незнакомых людей с одним и тем же вопросом:

      – Простите, Захар Натанович здесь живёт?

      – Здесь. Проходите.

      Отец поднимался навстречу незваным гостям:

      – Я Захар Натанович. Что случилось?

      – На Школьной… старый Рабинович, вы его знаете?

      – Нет. Не знаю.

      – Так он тяжело болен. А родственников нет, ухаживать некому. Сказали люди, вы поможете.

      – Понятно. Адрес?

      Отец тут же забирает половину денег из дома, обходит соседей, уважавших его и дававших, кто сколько может. Нанимает сиделку, покупает лекарства – делает всё возможное и невозможное, чтобы помочь незнакомому человеку.

      Через пару месяцев снова звонок в дверь:

      – Простите, Захар Натанович здесь живёт?

      – Здесь. Что случилось?

      – На Загородной сегодня