Вниз по великой реке. Диана Уинн Джонс

впереди скалы были настолько большими, что мы поняли, насколько быстро движемся, лишь после того, как спустили парус. Да и то только потому, что увидели: лодка не собирается останавливаться. Бочки, всяческие ящики и стволы деревьев продолжали плыть рядом с нами, с прежней скоростью, а горы неслись нам навстречу.

      – Ой, как хорошо! – воскликнул Гулл со дна лодки. – Наконец-то мы поплыли побыстрее!

      – Я сейчас ему врежу! – оскалившись, заорал Хэрн. – Вот ей-же-ей врежу!

      Он втянул весла обратно в лодку, потому что проку от них не было никакого – только лодка из-за них начала вертеться, – и попытался снова поднять парус.

      – Не надо! – завизжали мы с Робин.

      Ветер улегся, потому что мы очутились прямо под горным склоном, и лодка опасно накренилась. Хэрн, похоже, настроен был поспорить, но, когда нас понесло прямиком на огромный утес, он позабыл про спор и схватился за голову.

      Казалось, что мы вот-вот врежемся в этот утес. Просто поразительно, сколько всего успевает пронестись в голове, когда смотришь в лицо смерти. Вот я, например, подумала: «Этот путь, на который тянет Гулла, плохой, плохой, плохой!» Одновременно с этим удивилась: почему мы не видим волн, разбивающихся о скалу? Вода была совершенно спокойной – хотя текла очень быстро, – и лишь изредка на ее поверхности виднелись желтые пузырьки.

      А потом нас тряхнуло. Показалось, что у меня голова оторвется и слетит с плеч. Лодка резко развернулась вместе с течением, и нас понесло потоком воды мимо утеса в узкую щель.

      Грохот здесь стоял, как в первую ночь половодья; только тут еще и эхо отражалось от стен. Скалы слева и справа были настолько высокими, что внутрь расщелины почти не проникал свет, а небо превратилось в узкую полоску где-то высоко над головой. Я успела заметить деревья, растущие по краям расщелины, – снизу они казались не больше кустика. Но вообще-то, я не могла оторвать взгляд от Реки. А вот Хэрн смог и убрал киль. Я же вцепилась в борта лодки и пялилась на пенящуюся воду. Она билась о камни, рвалась в клочья, распадалась на отдельные струи и превращалась в водовороты.

      А нашу лодку несло и швыряло вместе с ней. Вот только что мы находились посередине расщелины, в узкой полосе света, – а в следующий миг уже оказывались на черной воде у самого края теснины. Далеко внизу, под водой, мелькали папоротники и трава, росшие некогда на склонах ущелья. Я хотела закрыть глаза, чтоб только не видеть всего этого – уж больно здесь было глубоко, – но все равно продолжала наблюдать.

      Казалось, будто откуда-то доносятся крики. Я не обращала на них внимания, пока что-то не врезалось в воду перед самым носом нашего судна. Лодку опять развернуло. Я увидела всплеск и посмотрела наверх. На вершине скалы виднелись крохотные человеческие фигурки – на фоне неба они выглядели черными силуэтами – и тоненький мостик, переброшенный через ущелье. Мостик был сломан. Две половины торчали с двух сторон, а середина была кое-как заделана досками. И я видела просвет между этими досками. Вдоль всего моста из-за перил торчали головы людей, и все эти люди держали в руках камни,