Не может быть. Виктория Познер

болотная получила свое название от деревушки, которая была окружена некогда множеством болот.

      Все названия здешних окрестностей по большей части так или иначе имели привязку к историческим событиям, особенностям местности или именам людей, оставивших более или менее яркий след в здешних местах.

      Одна из местных деревень Упырёвка, по мнению стариков, получила своё название от помещика Упырёва Евлампия Аристарховича, которому эта земля принадлежала ещё в царское время. Фамилия покойного Евлампия повлияла не только на название деревни, но и на формирование характера барина. Местные крестьяне хозяина никак иначе, как кровопивец, за глаза и не называли. По другой, менее интересной версии, деревня брала своё название от протекающей здесь речушки Упырь. Две версии вполне себе имели право на жизнь, с той лишь разницей, что первая версия подкреплялась завораживающими, красочными, страшными и не очень рассказами стариков о жизни Евлампия Упырёва и его безответной любви к ведьме, которая его сгубила. На эту тему в здешнем народном фольклоре было даже несколько песен. Вторая версия была сухой, никому не интересной, ничем не примечательной, наукообразной.

      А вот название соседнего с Упырёвкой посёлка Палашино происходило от имения графа Палашина. Других версий не было. Усадьба и парк хорошо сохранились до наших дней. После Октябрьской революции 1917 года встал вопрос, под какие нужды определить экспроприированную у буржуев усадьбу: под конюшню, склады или библиотеку, – решили лучше под библиотеку. На выбор существенно повлияла Анна Ивановна Кропоткина, жена местного административного управленца, которая впоследствии и заведовала этой библиотекой. Новое культурное предназначение имения спасло его от грубых перепланировок под хозяйственные нужды конезавода и дало возможность Кропоткиной, которая была явно голубых кровей, найти дело по душе в тихом посёлке, прозванном ею в шутку «Ссылка». По молодости она часто задерживалась в библиотеке, отдаваясь целиком и полностью не столько работе, сколько воспоминаниям о счастливой жизни, когда она была ещё ребёнком. В доме её родителей были такие же высокие потолки с лепниной, стоял рояль и в окна дома заглядывали высокие деревья парка, который окутывал летом имение роскошной мантией зелени и цветов, кружа голову ароматами роз, лилий, сирени, жасмина.

      Ну, не будем углубляться в историю Палашино.

      Вообще деревни здесь были рассыпаны мелким бисером. В крохотных, малоизвестных, затерянных на огромной территории России, спрятанных от цивилизации за лесами и бездорожьем деревеньках жизнь протекала однообразно и медленно, а в иных, таких, к примеру, как Упырёвка, про которую мы уже упомянули, и Перестрел, о которой, может быть, если будет настроение или придётся к слову, расскажем позже, жизнь почти остановилась. Один старик из Палашино о заброшенных деревнях сказал: «Пересох источник жизни». Теперь сами можете себе представить, на что похоже местечко, в котором пересох жизненный источник. Деревня, по заросшим дорогам которой ходит лесное зверьё и заглядывает в открытые двери покосившихся изб. Брошенные дома, пытаясь отпугивать незваных гостей скрипом обветшалой кровли и рассохшихся, местами истлевших половиц, подслеповатыми глазами окон, частично потерявших свои стёкла, смотрят на подступающий к ним лес и с ужасом начинают догадываться, что они больше не являются частью человеческой цивилизации, дикая природа поглощает их, и с этим ничего не поделать.

      И всё же, невзирая на провинциальность и редконаселённость этих глухих мест, некоторые занесённые волей судьбы поэтичные городские натуры отмечали, что есть здесь что-то невообразимо притягательное, пьянящее, заставляющее отвлечься от повседневной суеты современного мегаполиса и как бальзам действующее на душу и тело.

      Конечно, были и другие мнения, далёкие от лирических. Люди на то и люди, чтобы иметь разный взгляд и суждение по одному и тому же вопросу. Согласитесь, скучно было бы жить в мире, в котором все одинаково видят, мыслят, рассуждают, делают одинаковые выводы и на основании этих выводов совершают одинаковые поступки.

      Но мы отвлеклись от нашего приезжего.

      Вот он стоит, провожая уходящий поезд погасшим безжизненным взглядом, будто прощается со всем, что грело его душу и составляло весь смысл его жизни. Всё это, безвозвратно потерянное, стремительно удалялось от него в вагоне номер семь. И даже назойливая мошка, мельтешащая перед глазами и пытавшаяся пристроиться у него на носу, осталась незамеченной.

      С каждым морганием век, не упуская ни малейшей детали, глаза мужчины покадрово фотографировали движение поезда: вот он зелёной лентой растянулся по железнодорожному полотну, затем начал двигаться, вагоны дёрнулись и послушно покатились один за другим. Поезд, набирая скорость, подтянул свой хвост, сжался в точку и исчез из виду одиноко стоящего на перроне мужчины.

      – А-а-а… – непроизвольно еле слышно простонал он, сделав несколько коротких затруднённых вздохов. Медленно выдохнул всё с тем же жалобным, приглушённым и протяжным: – А-а-а…

      Как рыба, выброшенная на берег, незнакомец стал ловить ртом воздух, глаза затянула пелена, голова закружилась, правая его рука потянулась к вороту рубашки, застёгнутой на все пуговицы,