На краю одиночества. Карина Демина

вижу.

      – Так… – Васин почесал бритую макушку. – Я их учу помаленьку, как оно, чтоб без оружия… простенькое пока, потому как малые. Но учатся, да… вот парами ставил. Следил. Они и докумекали, что можно втихую помутузиться, чтоб я не знал.

      Только не вышло.

      – Пускай себе, тоже польза.

      – А если кто кого порежет?

      – Чем? – Васин достал из кармана самодельный нож и похвастал: – Пятый уже. Никак не угомонятся.

      Глеб взял нож, бывший когда-то вилкой. Зубцы замотали плотным кожаным шнуром, а черенок заточили, пусть и плохо, но порезать кого при желании можно.

      – А если есть еще?

      Васин помотал башкой:

      – Я ж не совсем дурной, приглядываю. Только вы шумный… вы того… идите, а то ж оно… почуют, после новое место искать станут. Намаешься.

      Глеб сунул нож в карман.

      – И того… в городе оно как-то неспокойно. Воевать будем?

      – Надеюсь, нет.

      – Я обрез принесу. И так, по малости… а то ж оно как-то с обрезом поспокойней, нежели без него.

      С этим Глеб готов был согласиться. Вот только…

      – И стрелять будешь?

      Васин пожал могучими плечами:

      – Так оно-то… если полезут, то и буду. А коль мозгов хватит не лезть, то и не буду. – Он отступил в тень, и фигура его словно размылась, готовая с этой тенью сродниться. – Шли б вы, барин, делом занялись. А туточки я пригляжу. Пускай валяют друг дружку, оно все полезней, чем втихую пакостить.

* * *

      Этот гость прогуливался по улочке, привлекая взгляды и без того чрезмерно любопытных соседей. Он отходил от ворот, останавливался на углу, вперив взгляд в темное здание напротив, затем вздрагивал, будто очнувшись ото сна, и разворачивался на каблуках. Ровным чеканным шагом он добирался до противоположного угла. И вновь замирал.

      – Чем могу помочь? – поинтересовался Глеб.

      За гостем он наблюдал уж минут десять и точно знал, что присутствие его не осталось незамеченным. Владислав Даниловский обладал отличным чутьем. А еще поганым характером и нелюбовью к поездкам.

      Стало быть, получил телеграмму. Поверил?

      – Доброго дня, – Владислав приподнял фетровую шляпу, и полы серого плаща его, слишком теплого для нынешней погоды, разошлись. – Несказанно рад встрече.

      О характере своем он знал и боролся с ним, пытаясь обуздать, загоняя в тенета хороших манер.

      – Могу ли я рассчитывать на приватную беседу по одному известному вам вопросу?

      – Прошу, – Глеб открыл калитку. – Не думаю, что беседовать стоит на улице.

      Высокий. Темноволосый и бледнокожий. Тяготеющий к одеждам строгим, едва ли не траурного кроя, Даниловский являл собой тот идеальный портрет мастера Смерти, который одновременно и пугал людей несведущих, и внушал уважение.

      А на то письмо, которое Глеб отправил еще зимой, Даниловский не соизволил ответить, впрочем, как и на приглашение. Школа ему была неинтересна.

      Не только ему.

      – Надеюсь, вы понимаете, что за достоверность информации я не поручусь? – тихо поинтересовался Глеб.

      Даниловский