Рожденная водой. Рейчел Уорд

раненый лось. Машина останавливается по диагонали, перегородив проезжую часть.

      Я разжимаю руки и успокаиваюсь. Отец тоже сидит тихо. Наверное, последствия чужой войны преодолены. Сейчас мы с папой глубоко подышим и поедем дальше. Но нет, это еще не конец.

      В глазах отца зарождается гнев, и я замираю от страха. Это не вспышка раздражения, а холодная ярость. Таким я никогда его не видела. Он рывком распахивает дверцу.

      – Нет, папа! Не надо!

      Отец молнией обегает машину спереди. Он не пытается поймать водных стрелков, хватает за шиворот их жертву и со злостью сминает в большом кулаке мокрую ткань футболки. Я боюсь, что он сломает мальчишке шею.

      – Папа, прекрати!

      Одной рукой отец поднимает мальчишку в воздух. Оба стрелка смотрят, разинув рты. Водяные пистолеты опущены.

      – Что за идиотская игра? Здесь дорога, по которой ездят машины! Как ты…

      Отец кричит в лицо мальчишке, потом разворачивает его, чтобы тот видел дорогу. Я по-прежнему сижу в салоне. Задрав голову, я вижу перекошенную болью и страхом детскую мордаху.

      – Папа, ты видишь, что у него нет пистолета? Это не он стрелял по нам! – кричу я. – Пожалуйста, отпусти его!

      Отец меня не слушает. Я вылезаю наружу, подбегаю к мальчишке и хватаю за подмышки, чтобы ему было не так больно висеть.

      – Отойди от него! – орет на меня отец. – Я сейчас с ним разберусь!

      – Нет, папа, это ты отойди от него. Он не стрелял по нам. Он не сделал нам ничего плохого.

      В уголках мальчишечьих глаз блестят слезы. На шортах появляется темное пятно, по ногам течет струйка. Мальчишка со страху обмочился.

      – Папа, отпусти его. Ты меня пугаешь…

      – Отпустите его.

      Я оборачиваюсь на голос.

      Говорит один из стрелков. Ему не больше двенадцати, но его голос звучит спокойно и даже властно. Стрелок не шутит, и дуло водяного оружия смотрит уже не в землю, оно направлено на моего отца. Второй стрелок тоже взял отца на мушку.

      – Папа…

      Отец оборачивается к стрелкам.

      Мне хочется, чтобы он поскорее отпустил мальчишку. Глупо воевать с ребятней. Нам разумнее всего уехать. Я ловлю себя на том, что даже дышать перестала.

      Но отец поднимает описавшегося мальчишку еще выше, чтобы я не могла дотянуться. Тот вопит.

      – Жалкие пакостники! – кричит отец. – Вздумали угрожать мне своими брызгалками?

      Он едва успевает спросить… Мальчишки дают очередь из обоих стволов, целясь в лицо. Струи делают свое дело. Отец выпускает мальчишку. Тот падает и распластывается на тротуаре. Отец заслоняется от новых выстрелов.

      Мы вваливаемся в машину. Двигатель не выключен, и мы мгновенно покидаем поле битвы.

      Молчим до самого дома. Доехав, отец глушит мотор. Промокшие, мы сидим в мокром салоне и смотрим перед собой.

      – Они залили мне глаза, – возмущается отец. – Там и сейчас вода.

      И лихорадочно вытирается подолом футболки.

      – Пап, что ты так волнуешься?