Приворот на крови. Серия «Приключения Руднева». Евгения Якушина

так! – вскрикнула Прасковья. – У него щёки были толстые и нос был длинный, как у ворона, и глаза жгучие и злые, как у порося!

      Руднев поправил черты лица.

      – Похож? Может у него борода была?

      – Он же не поп! Он же смерть! Не было никакой бороды!.. Волосы у него были… Не как у тебя! У тебя красивые, а у него хилые и на лоб липли…

      Руднев дорисовал.

      – Так?

      У Прасковьи глаза расширились от ужаса.

      – Так ты тоже смерть видел? – ахнула она.

      – Случалось, – ответил Руднев. – Но мы же ещё не дорисовали. Если это смерть, у неё коса должна быть. Так?

      – Нет! Ты же говоришь, что видел!.. Никакой косы не было! У неё была рука такая… – убогая сложила руку словно птичью лапу.

      – Какая такая? – Руднев повторил жест Прасковьи, и та вдруг с криком вскочила и бросилась через стол, стараясь вцепиться Дмитрию Николаевичу в лицо. Он едва успел перехватить её руки.

      Сумасшедшая билась и вырывалась с невероятной для женщины силой.

      – Это ты! Ты! – иступлено орала она.

      Глаза у неё вдруг закатились, и она повалилась на скамью, всё еще удерживаемая Дмитрием Николаевичем. Тело её сотрясалось, на губах выступила пена.

      – Уходите! – закричала сестра Агафия, кинувшись к бившейся в припадке Прасковье. – Уходите немедля!

      Руднев схватил со стола блокнот и поспешил убраться прочь, вместе с Терентьевым и Белецким.

      – Умеете вы произвести впечатление на женщин, – саркастично заметил Терентьев, когда они оказались на улице. – Слава богу, она вам глаза не выцарапала!.. И что мы в результате имеем?

      Руднев протянул ему альбом.

      – Мы, возможно, имеем ориентировочный портрет убийцы.

      – Вы уверены, Дмитрий Николаевич, что всё, что она там говорила, не бред? – скептически спросил Белецкий. – Когда она рассказывала про кошку, царапины на руке не было. Она её придумала.

      – Я ни в чём не уверен, – пожал плечами Руднев. – Но уж больно странно, что полоумная женщина, которой рассказывали сказки про ангелов и Святого Георгия, описывает смерть не как старуху с косой, а как мужчину с определёнными чертами лица.

      – Ну, мало ли кого она могла за смерть принять, – возразил Терентьев.

      – Скажите, Анатолий Витальевич, она упоминала некоего дядю Федота, который якобы прогнал смерть. Это кто? Сосед? – спросил Дмитрий Николаевич.

      – Да, сосед. Он-то и вызвал полицию и доктора. Сказал, что услышал завывания Прасковьи, пришёл, а там бабка её мертвая.

      – И больше ничего?

      – Судя по протоколу, нет. А вы думаете, он что-то утаил?

      – Давайте проверим!

      Сосед Прасковьи, Федот Тюрин, был хмурым здоровенным мужиком лет тридцати пяти, работающим на Бахрушинском кожевенном заводе мастером в дубильном цеху. Был он порядком пьян и встретил посетителей ещё менее приветливо, чем сестра Агафия.

      – Кто такие? Чё надо? – пробасил он, преграждая визитёрам путь дальше порога.

      – Полиция, – сурово ответил Терентьев. – Вопросы к тебе, Тюрин, есть. А ну, давай в дом пройдём.

      – Нет у меня времени с