Сошествие/Descensus. Александр Вулин

на шаловливого ребёнка, знала о Срджане всё, а если чего-то не понимала, то и не стремилась понять, а лишь принимала сердцем всего его, со всеми недостатками. Она просто любила. Мягкая как шёлк и такая же прочная. Она могла вынести и стерпеть гораздо больше, чем он, показывая слабости свои только перед ним, но за пределами дома никогда. Она умела держать лицо. Умела не плакать, а если когда и плакала, то тихо и ему в плечо, скрывая даже от него и его поцелуев, слёзы. Но однажды она ушла. Ушла также тихо как плакала. Ушла с маленьким чемоданчиком и даже не стала хлопать дверью. Ушла не потому, что полюбила другого, не потому что он всё время пропадал, не потому что в их двери постучала нищета, не из-за сифилиса и гонореи, которые он принёс с войны как подарок, полученный в результате многочисленных и бессмысленных сношений, похожих скорей на совокупление бродячих псов, чем на человеческую любовь. Она ушла не потому, что в родной дом он вваливался пьяным, окровавленным и избитым после очередных посиделок в каком-то кабаке. И не потому что среди ночи он вскакивал в холодном поту и выкрикивал команды и имена мёртвых, ей не знакомых людей.

      Она ушла, когда поняла, что человек, с которым она делила постель, теперь совсем не похож на того, за кого она вышла замуж и чью фамилию носила. Она ушла. Потому что тот, которого она любила не вернулся с войны. Как и многие, ушедшие на войну вместе с ним. Ушедшие на войну, погибли на ней. А вернулись – чужие, иные. У них были прежние голоса и лица, их пусть и огрубевшие руки на первый взгляд казались такими же, плечи были широкими и надёжными как и раньше, а память твердила – что это они. Они – родные, любимые, желанные и долгожданные. Чужими были только глаза. Чужими глазами глядели на прежний мир эти люди. Глазами, потерявшими былую мягкость. Глазами, которые видели людей и вещи, которых больше не существовало и не замечали тех, кто рядом. И тогда жёны выживших поняли, что овдовели. Они поняли, что никто никогда не возвращается с войны, а внешнее сходство – лишь иллюзия. Подлая иллюзия. Уехавшие от них когда-то безусые юноши похоронены в безымянных могилах. А те, кто вернулся вместо их – чужие. Лишь образ, лишь подобие тех ушедших, дорогих, любимых и желанных.

      Она ушла, как и все другие, заплаканные, несчастные, состарившиеся. Те, кто не смог полюбить вернувшихся чужаков. Ушла не предав свой любви, сохранив ей верность до последних дней. Её любовь не остыла. Просто она поняла, что её муж погиб. Она узнала как это бывает. Узнала то, что когда-то ей рассказывала её мать, а той – её мать. Узнала истину, которые всегда узнают женщины, рождённые там, где войны никогда не прекращаются.

      Срджан поцеловал фотографию, бережно пряча в томик романа Сто лет одиночества, и белокурая девушка, весело и молодо улыбающаяся, оказалась на страницах, где через шесть месяцев после кровавой бойни, когда зажили раны у пострадавших и увяли последние цветы на общей могиле, Аурелиано Второй привёз в Макондо невесту и устроил пышную свадьбу, на которой гуляли ровно двадцать дней.

      Он