Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы. Сесил Скотт Форестер

безразличные ко всему. Убитые: Хорнблауэр посмотрел на них с юношеской беспечностью. Здесь же сидел раненый: он стонал, согнувшись над раздробленным бедром. На него Хорнблауэр безразлично глядеть не мог. Он обрадовался, хотя бы ради себя, когда один из матросов попросил и тут же получил у Мэллори разрешение отойти от своего поста и заняться товарищем.

      – К повороту оверштаг! – крикнул Экклс с полуюта; корвет достиг выступа мели посреди входа в фарватер и собирался повернуть, чтоб выйти в открытое море.

      Матросы бросились к брасам, и Хорнблауэр поспешил к ним. Однако первое же прикосновение к жесткому тросу вызвало такую боль, что он чуть не вскрикнул. Руки походили на два куска свежеразделанного сырого мяса, из них лилась кровь. Теперь, когда он вспомнил о них, они невыносимо саднили. Кливер- и фока-шкоты были выбраны, и корвет послушно развернулся.

      – «Неустанный», старина! – крикнул кто-то.

      «Неустанный» был отчетливо виден, он лежал в дрейфе вне досягаемости береговых батарей, поджидая свой приз. Кто-то крикнул «ура!», остальные подхватили; ядро последнего залпа Сен-Ди на излете плюхнулось в воду рядом с корветом. Хорнблауэр судорожно вытаскивал из кармана носовой платок, чтоб перевязать руки.

      – Разрешите вам помочь, сэр, – попросил Джексон.

      Осмотрев голое мясо, матрос покачал головой.

      – Очень уж вы, сэр, неосторожны. Надо было спускаться, перехватывая руки, – сказал он, когда Хорнблауэр объяснил, как содрал кожу. – Очень, очень это было неосторожно, сэр, уж не серчайте, что я так говорю. Все вы, молодые джентльмены, такие. Все летите куда-то, сломя голову.

      Хорнблауэр поднял глаза, посмотрел на фор-марса-рей и вспомнил, как бежал в темноте по тонкой жердочке к ноку. Он вздрогнул, хотя под ногами у него была прочная палуба.

      – Простите, сэр. Не хотел сделать вам больно, – сказал Джексон, завязывая узел. – Вот, сэр, что мог, я сделал.

      – Спасибо, Джексон, – отвечал Хорнблауэр.

      – Мы должны будем доложить о пропаже ялика, – сказал Джексон.

      – О пропаже ялика?

      – Он должен был буксироваться у борта, а его там нет. Понимаете, сэр, мы в нем никого не оставили. Уэллс, он должен был остаться, вы помните, сэр. Но я послал его на ванты вперед себя, сэр, Хэйлс-то идти не мог, а народу было маловато. Верно, ялик и оторвался, когда судно разворачивалось.

      – Так что с Хэйлсом?

      – Он был в шлюпке, сэр.

      Хорнблауэр оглянулся на устье Жиронды. Где-то там плывет по течению ялик, а в нем лежит Хэйлс, может, мертвый, может, живой. В любом случае французы его, скорее всего, найдут. При мысли о Хэйлсе холодная волна сожаления притушила в душе Хорнблауэра горячее чувство триумфа. Если бы не Хэйлс, он бы никогда не заставил себя пробежать по рею (по крайней мере, так он думал). Сейчас он был бы конченым человеком, а не лучился от сознания хорошо выполненного долга. Джексон увидел его вытянувшееся лицо.

      – Не принимайте так близко к сердцу, сэр, – сказал он. – Они не будут ругать вас за потерю ялика, наш капитан и мистер Экклс, они не