Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том V. Аркадий Казанский

почему евреям полагалось, —

      Ты помнишь, – жертвовать из своего,

      Хоть жертва иногда и заменялась. [51]

      Зато второе, то есть существо,

      Бывает и таким, что есть пределы,

      В которых можно изменить его. [54]

      Но бремя плеч своих и самый смелый

      Менять не смеет и обязан несть,

      Пока недвижны желтый ключ и белый. [57]

      По обету Господу, евреям полагалось жертвовать исключительно из своего, например, когда Исаак приносил в жертву своего сына. Господь, видя, что обет Исааком соблюден, заменил его сына на барашка.

      Существо договора бывает и таким, что в нём заложены пределы его изменения. То, что давший обет, возложил себе на плечи, он обязан нести, пока недвижны желтый ключ и белый – до самой смерти, пока не предстанешь перед Апостолом Петром – ключарем врат Рая.

      Белый и желтый, серебряный и золотой ключи – символ папской власти, которые папа получает при короновании тиарой – два ключа от Рая, их Святой апостол Пётр получил от Господа – Бога-Сына Иисуса Христа. Договор необходимо исполнять до того, как предстанешь перед Господом, до тех пор, когда перед тобой апостол Пётр, достав два ключа, отомкнёт ворота Рая.

      Вспомни, дорогой мой читатель, сакраментальную фразу, произносимую при заключении брачного союза: – «Пока смерть не разлучит нас».

      e ogne permutanza credi stolta,

      se la cosa dimessa in la sorpresa

      come «l quattro nel sei non è raccolta. [60]

      Però qualunque cosa tanto pesa

      per suo valor che tragga ogne bilancia,

      sodisfar non si può con altra spesa. [63]

      Да и обмен нелепым надо счесть,

      Когда предмет, имевшийся доселе,

      Не входит в новый, как четыре в шесть. [60]

      А если ценность – всех других тяжеле

      И всякой чаши книзу тянет край,

      Ее ничем не возместить на деле. [63]

      Новый обет никогда не заменит старый, так как часть обета уже утрачена, чаша грехов перевешивает чашу добрых дел, и новый обет не равен старому, как четыре не равны шести.

      Non prendan li mortali il voto a ciancia;

      siate fedeli, e a ciò far non bieci,

      come Ieptè a la sua prima mancia; [66]

      cui più si convenia dicer `Mal feci»,

      che, servando, far peggio; e così stolto

      ritrovar puoi il gran duca de» Greci, [69]

      onde pianse Efigènia il suo bel volto,

      e fé pianger di sé i folli e i savi

      ch'udir parlar di così fatto cólto. [72]

      Своим обетом, смертный, не играй!

      Будь стоек, но не обещайся слепо,

      Как первый дар принесший Иеффай; [66]

      Он не сказал: «Я поступил нелепо!»,

      А согрешил, свершая. В тот же ряд

      Вождь греков стал, безумный столь свирепо, [69]

      Что вместе с Ифигенией скорбят

      Глупец и мудрый, все, кому случится

      Услышать про чудовищный обряд. [72]

      По библейской легенде, Иеффай, судья израильский, обещал Богу: – «Если Тот пошлет ему победу над аммонитянами, принести в жертву первое, что выйдет из ворот его дома, навстречу ему». Навстречу Иеффаю первой вышла его единственная дочь, которую он и предал смерти по обету.

      Точно так же, вождь греков Агамемнон, принес в жертву свою дочь Ифигению, чтобы получить от Богов попутный ветер для похода против Трои. Такие чудовищные обеты и обряды, кроме скорби, не вызывают никаких других чувств ни у мудреца, ни у глупца.

      Siate,