Реверс. Игорь Осипов

но постоянно возвращался к этой поляне, и был при этом один. Сон резко, как это обычно бывает, сменился другим. Трактир, шум и здоровенная бабища-рудокопша с бешеным лицом отламывает от табуретки ножку и громко кричит: «А сейчас у нас будет секс!»

      Последнего я не выдержал и проснулся. А проснувшись, резко сел, ибо наёмницы не было. Она собрала все свои вещи и ушла, пока я дрых, как последний осёл. Даже следов не оставила.

      – Тварь, – тихо выругался и встал, натягивая яркую куртку, из-за которой инструкторы называли тех, кто с внешним доступом, волнистыми попугайчиками.

      Маленькие, мимимишные и цветные. Но сейчас было не смешно. Впрочем, плюс имелся, так как небо в ожидании рассвета стало серым, а округа хорошо просматривалась. Да и скелет куда-то ушёл.

      Костёр совсем погас, и чтобы согреть паёк и вскипятить воду, я наклонился к серому пеплу, где тлели тусклые угольки. Поковырявшись веточкой и кинув немного сухой соломы, положил рядом тонкие хворостинки и наклонился, чтоб раздуть аккуратно огонь. Если кинуть толстые ветки, то можно только хуже сделать.

      – Вот же тварь! – зло процедил я. – Забрала задаток и свалила на хрен. Хорошо, хоть не обокрала.

      С этими словами я хлопнул по карману. Да, кошелёк на месте. Но без провожатой придётся возвращаться на базу, так как по инструкции не положено идти одному. А пока найдут новую, столько времени будет упущено. Может, вообще другому задачу доверят, и тогда моё приключение кончится, едва начавшись. Тоже мне, нагибатор и покоритель дорог!

      За спиной раздались шаги, и я, обрадованный, обернулся – как оказалось, зря, ибо ко мне приближалась три бабенции откровенно уголовной наружности. Назвать их барышнями язык не поворачивался. Вот Катарину можно назвать сударыней, несмотря на габариты и профессию, а этих – нет. Ну не тянут эти на выпускниц института благородных девиц! Не тянут!

      «Биометрические данные отсутствуют», – известила меня система, но я и так уже догадывался.

      – Утра свет, красавчик, – ехидно произнесла ближайшая, не сильно высокая, но широкоплечая, как штангистка, и с небольшим брюшком.

      Лицо изрезано шрамами. Нос сломан, а одного уха не было. Из одежды – грязный стёганый жилет, надетый поверх серой, подпоясанной разноцветным поясом рубахи до колен, и хорошие полусапоги без шнуровки, явно доставшиеся не на ярмарке, ибо не по карману. Она остановилась и упёрлась кулаком левой руки в бок, а во второй держала грубый тесак, выкованный из дерьмового железа. Вместо обычной рукояти – загнутый в виде ручки концевик, как у обычной кочерги. От этого на руке холщовая рукавица, иначе можно мозоли в секунду заиметь. Хотя на таких руках мозолью больше, мозолью меньше – всё равно незаметно.

      За ней подошла другая – двухметровая каланча с побитой рожей, радостно скалящаяся щербатой улыбкой и без трёх зубов. Третьей была пухлянка с почти приятным лицом, ибо без глаза.

      Эти две тоже одеты в подпоясанные рубахи, разве что обувь попроще – тряпичные чешки с кожаной подошвой на босу ногу. В руках у одной дубинка,