Гиперборей. Юрий Никитин

выбраться… Они праздновали, перепились. Я украла коня и всю ночь скакала без дороги, держа направление на север… Это были не журавлевцы, другие! Жестокие. Они убивали всех.

      Олег промолчал, глаза его были печальными. Он помнил, что ту крепость должны были захватить журавлевцы. Девушка жевала мясо быстро, держа ломтик у рта обеими руками, как белка орех.

      – Как ты уцелел, когда горело капище? – вдруг спросила она. – Тебе помогают боги?

      – Я не остался в храме, – объяснил он нехотя. – Сразу выскочил с другой стороны, укрылся в кустах. А дальше подоспели журавлевцы.

      – Ты их дразнил нарочно, – сказала она убежденно. – Так яростно кричал про святыни, осквернение!.. Изображал бешенство, но внутри был холоден, как замороженная лягушка. Мы, женщины, такое чувствуем.

      Олег пожал плечами:

      – Не преувеличивай. Я сам волхв, пещерник. Мне больно осквернение любой святыни. Даже чужой.

      Она смотрела недоверчиво. Ее плечи вздрагивали. Олег укрыл ее плащом, сам лег по другую сторону костра. Конь звучно хрустел листьями, прядал ушами. Не фыркал, что значило бы приближение других коней. Стемнело, в небе загорелись звезды. Ночью в лесу не ходят даже бывалые охотники.

      Он дремал, когда рядом зашуршало. Гульча подползла, прижалась к спине. Олег не двигался, выжидал. Она пошевелила плечами, прижалась теснее, ее ледяные руки скользнули ему под рубашку.

      – В этом нет нужды, – сказал он негромко. – Я все равно помогу, чем смогу.

      – Я озябла, – ответила она сердитым шепотом. – И мне страшно!

      Он повернулся, обнял. Она замерла, ее сердце стучало часто-часто. Судорожно вздохнула. Олег не двигался. Она выждала, осторожно повернула голову, ее глаз странно блеснул в темноте.

      – Что-то не так?

      – Тебе теплее? – сказал он.

      – Да, но недостаточно.

      Он усмехнулся в темноте, молча подышал ей в ухо, коснулся губами мочки. Ухо сразу налилось горячей кровью. Олег начал дышать мерно, глубоко, согревая ухо теплым дыханием. С каждой минутой ее тело расслаблялось, напряжение уходило. В какой-то момент она вздрогнула, он уже видел, как она начинает выползать из его рук, как змея из кожи, подставляя его губам тонкие косточки ключиц, ложбинку между грудями, сами груди – девичьи, тугие, круглые, как большие яблоки, с твердыми сосками. Он держал ее крепко, дышал так же усыпляюще, ровно, мерно, согревал теплом и дыханием, и она расслабилась целиком, вскоре он услышал ее спокойное дыхание. Во сне ее брови так и остались удивленно вскинутыми, на лице застыло обиженное выражение.

      Олег укрыл ее потеплее, сел по ту сторону костра. Было тихо, лишь потрескивали сучья, чуть слышно шелестели верхушки деревьев. Спросонья крикнула птица, словно увидела во сне хищную виверицу или злого ястреба, и снова все затихло.

      На рассвете он осмотрел всех трех коней, вороного снова напоил отваром из трав и кореньев. Когда девушка очнулась от сна, на спине вороного красовалась оленья шкура, прихваченная самодельными подпругами из ремней. К подпругам присобачил стремена. Олег