Хазарянка. Влад Ростовцев

служебным долгом и не уклоняюсь от надлежащих обязанностей, предписанных свыше.

      – А рази ж я уклонялся?! – выразил Молчан несогласие.

      – Еще сколь! – Вспомни хотя бы Киев и мое содействие. Аще б не я… Беспамятен ты и неблагодарен!

      К тому ж и дураковат. Разумный никогда не стал бы оказывать содействие той, что бесполезна и отвлекает от главных дел.

      – Ты о ком? – изобразил непонимание Молчан.

      – Сам преотлично ведаешь, разыгрывая предо мной простачка. А не тебе, земному, провести мя, астрального! Постыдился бы, фальшивец! – неподдельно, судя по интонации, возмутился внутренний глас, не чуждый, впрочем, и лицемерия. – Выскажу впрямую, не прибегая к намекам, коих ты, пень, дремучий, никогда и не постигнешь.

      Попусту намылился выручать тмутараканскую зазнобу!

      Ежели спасать всех твоих былых, включая и сущих вертихвосток, вкупе с разнузданными гулявыми, не останется у тя и сил на иное. А их копить надобно! Ведь намечен ты к подвигу, что переменит всю будущность твоей Земли на многие века.

      И войди-таки в здравое рассуждение! Любишь ли ты ту Чичак? Отнюдь! – даже вспомнил о ней с чужой подсказки.

      Тосковал ли ты все единадесять лет, прошедших с вашего последнего свидания? Смешно и баять! Тосковала ли она о тебе? Не поверю! И солидарен с тем, кто недавно покинул земной мира не без твоей коварной подмоги – не укоряю, заметь, а лишь удостоверяю данность. Что высказал он, улещивая тя отбыть в Сувар? Приведу слово в слово.

      «Ей же ребенка хотелось, ведь не один год состояла в брачном сожительстве, а нет никого! Тут вдруг надолго отъехал муж, явно бесплодный и зело старше годами. Вот и рискнула она…А остановила выбор на тебе, лишь оттого, что не местный ты, и невелик риск огласки. Еще и скоропалительный – поманили, и рад! Вслед ловко подгадала сроки, примерно ведая о времени возвращения мужа. И не было у вас великой любви – одна пылкость!».

      Видел ли ты дщерь свою? – а Ясна и точно от тебя. Не зрел даже и одним оком! А доселе у тя оба! – ведь еще не вышибли их за безрассудную лихость. Сокрушаешься ли ноне, что в разлуке вы? Ничуть!

      Просыпается ли она – с криком, и вся в слезинках: «Тятя, тятя, где же ты?! Почто я разлучна с тобой?!». Да Ясна и не подозревает, кто ее истинный отец! Ибо полагает таковым того обманутого ее матерью мужа, что помер пять лет тому от избыточного ожирения. Лишь о нем и горюет, понеже ласковым был и заботливым.

      А печалится ли твоя, будто бы, Чичак? Уверен ли ты, что, овдовев, она приступила к денному и нощному говению, соблюдая себя в память о тебе? Нечего ответить? Верно молчишь!

      Не возвожу на нее хулы, бо жонкам – тем паче, вдовым, не в укор слабина. Однако обязан огласить: не говела! Причем, не один сезон кряду! Нашелся в Тмутаракани хват, коему даже ты не ровня. Тем паче, и днесь хороша она!

      И не спрашивай, где пребывает ноне вместе со дщерью. Понапрасну мылился ты, дабы сболтнул я лишнее. Не дано тебе супротив мя! Не обломлялось ране, не обломилось днесь, не обломится и впредь!

      Ни