Сожители. Опыт кокетливого детектива. Константин Кропоткин

чувство? – спросил я, отступив на кухню, где было чуть потише.

      – Какое? – не отвлекаясь от хозяйственной суеты, спросил он.

      – Мне кажется, что все это уже было, и кто-то надумал снова проиграть заезженную пластинку. Тебе не кажется?

      – Нет, не кажется.

      – А зря! У нас в туалете смолят марихуану, в спальне только что не трахаются, в гостиной дым коромыслом, соседка уже наверняка валяется с инфарктом. А ему ничего не кажется. Ты не боишься, что удалые транcвеститки захотят навестить тебя еще и на работе?

      – Весело же, чего ты? – сказал Кирыч, – Вспомни, когда мы в последний раз гостей принимали.

      – На твой день рождения.

      – И сколько человек пришло?

      – Двое. Сеня и Ваня, – признал я, неохотно вспоминая тот краткосрочный развод, случившийся прямо на наших глазах, – Все у нас не как у людей. У нас даже собака лает только тогда, когда ей хочется. Нет бы дом охранять. Цапнула бы пару-тройку сладких юношей, а остальные бы сами разбежались. Где Вирус, кстати?

      – Не знаю. Свинтил куда-то.

      Если с возвращением Марка все страхи так дружно сбываются, то я бы не удивился, узнав, что к Вирусу вернулось его неукротимое либидо – чехвостит, небось, невинную болонку….

      Меж тем, Марк, прибывший в Москву «блистать», был вынужден отступить в тень. Зинка пришла не первой, но званием примадонны делиться не спешила.

      – Дорогуша, если хочешь иметь успех в жизни, то нужно запомнить всего три позы, – громко втолковывала златокудрая Зинка красавцу юноше, – Поза «чайник», – одну руку она подняла, а другой подбоченилась, – Это чтобы привлечь к себе внимание. Вторая поза – «ваза», – она воздела к потолку обе руки, – Она нужна, когда поклонники не могут отвести от тебя глаз. И, наконец, третья поза – «амфора», – Зинка уперла обе руки в бока, – Она называется «не для тебя цвету». Это чтобы знали свое место.

      Грохнул смех. Снова загудели трубы – соседка Розочка была более чем жива.

      – …это было, когда я еще в Париже жил, – в другом конце комнаты говорил Марк, продолжая, должно быть, одну из своих заграничных историй.

      – В Париже они жили, – громким шепотом произнес Андрей-портняжка, обращаясь к своему потасканному спутнику, – Мало ли, где мы жили.

      – Ну, он же не виноват, что там жил, – сказал Кирыч.

      – Вот именно, – сказал я довольно резко, – Ты же, Андрюша, в свой родной Новодрищенск ездишь, а мы и не завидуем.

      Портняжка сложил рот в куриную гузку.

      Я могу сколько угодно ругать своих сожителей, но если кто-то посторонний позволяет себе то же самое, то я тут же превращаюсь в зверя. Лаять ближних последними словами – это моя прерогатива и расставаться с ней я не собирался.

      – А что ты в Париже делал? – спросил кто-то еще.

      – Как сказать, – Марк замешкался, – это сложно….

      – Он работал шпионом, контракт закончился, – сказал я, – Только никому ни слова. Государственная тайна.

      В комнате одобрительно загудели.

      – Ерунда