Тайное дитя. Луиза Фейн

пищей и простой мебелью. В детстве Эдвард был счастлив, ибо не знал иной жизни. Единственной статьей расходов, на которые отец не скупился, было образование сына и намерение поднять Эдварда выше уровня рабочего класса.

      Однако реакция новых соучеников Эдварда на его незнатное происхождение была жестокой. Он быстро начал стыдиться своих «неотесанных» родителей и «жалкого домишки». С тех пор он делал все возможное, только бы скрыть свое происхождение, компенсируя историю семьи резкими выступлениями против низших слоев общества, чтобы ни у кого не закралось сомнений насчет его принадлежности к верхушке среднего класса. Даже Элинор не знала, сколь скромно начиналась его жизнь, а если бы знала – ни за что не вышла бы за него. В этом он уверен. Пусть ее семья и пережила тяжелые времена из-за гибели братьев и смерти родителей, но все они выходцы из добропорядочного сословия.

      Он же был аномалией. Яркой искрой среди пепла и копоти низших классов.

      – Доброе утро, мистер Хэмилтон, – здоровается с ним секретарша средних лет.

      Ее седые волосы убраны в аккуратный узел. Невысокого роста, она кажется совсем маленькой за своим громадным письменным столом. Его узнают в лицо. От этого в груди разливается приятное тепло.

      – У вас назначена встреча? – спрашивает она, водя пальцем по четко выписанным строчкам увесистого настольного календаря в солидном кожаном переплете.

      – Доброе утро. Нет, сегодня у меня никаких встреч. Я зашел снять деньги.

      – Конечно. – Секретарша поднимает на него глаза и улыбается. – Проходите.

      Она открывает массивную дверь и вводит Эдварда в помещение, где сидят несколько клерков, склонившихся над конторскими книгами. Опять эта тупая, пульсирующая головная боль. Как же она ему мешает. Едва ли стоит ей удивляться. Он постоянно страдает от головных болей. Сгустки боли ударяют ему в череп. Помимо этой напасти он отвратительно спит по ночам. Минувшей ночью, что часто бывает накануне таких дней, как этот, он практически глаз не сомкнул. А теперь, после теннисных состязаний на выходных, к череде его обычных забот добавилась тревога за Мейбл. К своему удивлению, он обнаруживает, что молится Богу, в которого больше не верит, и просит, чтобы увиденное оказалось не более чем случайностью.

      Секретарша подводит его к кассиру.

      – Передаю вас в надежные руки мистера Джонса, – с улыбкой говорит она и возвращается за свой громадный стол.

      Джонс порывисто встает, сдвигая в сторону бумаги, с которыми работал, тянется через стол, чтобы пожать Эдварду руку, и роняет авторучку.

      – Добрый день, мистер Хэмилтон. Надеюсь, ваша семья в добром здравии? Желаете получить обычную сумму? – спрашивает кассир, нагибаясь за ручкой, успевшей закатиться за стул.

      Характер у Джонса нервный. Он еще совсем молод, но уже успел приобрести землистый цвет лица. Он одет в мятый костюм с тонким галстуком. Одному дьяволу известно, чего он так нервничает при встрече с Эдвардом. Эта процедура повторяется ежемесячно. Пора