Демон в белом. Кристофер Руоккио

только они – определяли величие городов и государств. Древний Рим полюбили не за величие, как писал поэт[1]. Рим стал великим, потому что его любили. Так и я сейчас любил свою Империю.

      – Когда полетим за принцем, которого с нами посылают? – спросил Паллино.

      Я прекратил теребить пальцы и посмотрел ему в глаза. Мне по-прежнему было непривычно видеть его молодым и двуглазым.

      – Дня через три, – ответил я, откинувшись в кресле. – Как я понял, ему нужно время на сборы. Пройти медосмотр, перестройку РНК и тому подобное.

      – Значит, хотя бы шнурки ему не придется завязывать, – вставила Корво, откидывая с глаз пышную крашеную челку.

      – У него, наверное, сапоги на застежках, – пошутил Паллино. – Странно, что с нами на заведомо провальное задание отправляют принца.

      – Ничуть, – возразил я. – Так ему ничто не будет угрожать.

      – Уж простите, но на это я жаловаться не стану, – чуть нахмурившись, сказала Отавия. – Неплохо хотя бы иногда ни с кем не воевать.

      Паллино наклонился, не разнимая рук:

      – Значит, в архивы тебя так и не пустили?

      – Нет.

      Отвернувшись к иллюминатору, я подпер подбородок кулаком.

      – Я даже самого императора об этом попросил, но… – не закончив, махнул я рукой, и без слов было понятно.

      Мы полетели в тишине, наблюдая, как движется город внизу и как снуют среди башен воздушные суда.

      – Если вернемся ни с чем, император может распустить Красный отряд, – сказал я, по-прежнему не глядя на товарищей, и облизнул губы. – Вы уверены, что этот шаттл не прослушивается?

      – Айлекс лично все проверила, – кивнула Корво. – Даже доктор разок осмотрела.

      «Что ж, раз Валка дала добро…» – подумал я.

      – По-моему, император или кто-то весьма близкий к нему считает, что я стал достаточно популярен в народе, чтобы представлять угрозу. – Я вспомнил, как Каракс попросил меня благословить его медальон. – Возможно, они решили, что я мечу в министры. Например, в военные. Может, поэтому Бурбон так меня ненавидит. Считает, что я хочу его подсидеть. А может, дело не только в этом. Вряд ли им придет в голову, что я посягаю на трон. Сколько там у императора детей? Сто десять? Сто двадцать? Передо мной такая очередь, что и близко не подобраться. Даже если город вдруг обрушится с небес, на других планетах найдется половина королевских отпрысков. Да я и не Бонифаций Самозванец.

      – Думаете, против вас заговор? – спросила Корво.

      – Думаю, он уже увенчался успехом, – холодно ответил я, пронзительно глядя на Отавию. – Сколько лететь до Гододина?

      Капитан пожала плечами, словно стряхивая с себя влияние моего дурного глаза.

      – На полной скорости пересечем рукав Стрельца лет за двенадцать.

      – Значит, я буду отсутствовать не меньше двадцати четырех лет. Когда вернемся, меня уже не будут воспринимать всерьез. Особенно если вернемся ни с чем, как задумано.

      Теперь пришел черед Корво скрестить руки

1

 Речь идет об английском писателе, поэте, философе и теологе Г. К. Честертоне, который писал так в книге «Ортодоксия».