Голос ненависти. Шая Воронкова

вокруг совершенно тихо. Она лежит, не открывая глаз и чувствуя вместе со слабостью непривычную легкость. Не понимает, от чего проснулась – не слышно ни лая собак, ни шума. Полежав еще немного, Кайрис сдвигает руку и вдруг понимает – что-то не так. Какая-то странная пустота на месте живота. Кайрис вздыхает и вдруг резко садится на кровати.

      Воспоминания проносятся перед глазами. Кайрис принимается лихорадочно щупать плоский живот, четко чувствуя его сквозь тонкую ткань рубашки. Его нет! Грудь затапливает радостью, почти сразу сменившуюся тревогой. Если живота нет, это значит… Кайрис с замирающим сердцем оглядывается по сторонам. Может, не выжил? Мысль отзывается надеждой, и Кайрис поднимается, чуть качаясь, и хватается за кровать. Перед глазами какой-то мутный туман. Похоже, она не должна была очнуться так рано – эта горечь и сухость во рту, тяжесть тела и туман слишком знакомы. Крия дала ей снотворный отвар, но не рассчитала, и теперь приходится продираться сквозь дрему, едва стоя от слабости.

      Кайрис ползет на кухню, надеясь, что Крия не будет донимать, если столкнется с ней в коридоре. Но ворожеи, похоже, нет. Внутри тепло – Крия закрыла ставни и будто напихала чего-то в щели. От жаркого душного воздуха становится трудно дышать. Кайрис обмахивается руками и осматривается: вот бы Крия принесла воду или хотя бы молоко. Сделав еще пару шагов, Кайрис и натыкается взглядом на него.

      Сверток из плотной ткани лежит прямо на столе. Как-то отстраненно думается, что только ворожея, которой никогда не стать матерью, могла положить ребенка на кухонный стол. А потом осознание резко ударяет, заставляя отступить на шаг. Сердце колотится часто-часто, и, приложив ладонь к груди, Кайрис чувствует каждый удар пальцами. С мучительным, болезненным любопытством она делает шаг за шагом, пока не склоняется над столом.

      Монстр спит – маленькое лицо, едва видное среди складок, совершенно гладкое. Кожа смуглая, будто карамель. Кайрис знает, что глаза его будут синими, а скулы – острыми и выпирающими. Маленькое тельце ворочается, сдвигаясь в сторону, и Кайрис видит то, от чего ярость поднимается в ней пламенной волной. Продолговатое родимое пятно на шее – точно такое же, как у отца.

      Становится трудно дышать. Ненависть обрушивается на нее, будто рухнувшая скала, и Кайрис со злостью впивается в детское лицо глазами. Воспоминания захватывают ее так стремительно, будто все произошло вчера. И этот монстр, будто навсегда закрепивший их, не должен существовать. Может, если он исчезнет, Кайрис станет от них свободной? Руки сами собой тянутся к маленькому тельцу, хотя она еще сама не знает, что собирается делать, когда они достигнут цели. Только начинает отдаленно видеть единственное верное решение. Нужно завершить то, что она не успела сделать, когда Крия отняла яд.

      В глазах плывет и двоится. Кайрис наклоняется, вдыхая запах молока, и почти смыкает пальцы в кольцо. Что-то хватает ее за плечи – жестко, больно – и дергает назад, прочь от стола. Она вскрикивает, пытаясь вырываться, но сил еще мало, и она обвисает