Владимир Ост. Сергей Нагаев

какая пресса была! Возмущение общественности, протесты священников! Представляю, сколько после этого он получил заказов на картины.

      – Если все так просто, чего ж ты сам такой скандал не устроишь?

      – Кому я нужен? А Витас – это имя.

      Мужичок поднял стакан. Осташов тоже. Они чокнулись и выпили.

      – Я этого Фасонова знал, когда он был еще никому не известным задрыгой, – неспешно продолжил бородатый художник. – Портвейн с ним сколько раз по подъездам пили. А знаешь, как у него все началось? Он однажды через одну свою бабу получил заказ на портрет. От какого-то, не помню, генерала КГБ, что ли. Портрет нарисовал грамотно: очень похоже, а в то же время сделал человека немного красивее, немного посолидней, чем на самом деле. Ну, тому понравилось – он порекомендовал Витаса своему дружку из ЦК КПСС. Нарисовал этого второго, из ЦК, тот пихнул его дальше. И пошло-поехало. Понимаешь, это же вообще самый лучший способ прыгнуть из грязи в князи – приклеиваешься к великим мира сего, и они тебя на своем хвосте вытаскивают. Ты обрати внимание, как эти ведущие на телевидении известными становятся. Приходит на экран новый мальчик, начинает вести какую-нибудь передачу. Какую – неважно, главное, чтобы быть в кадре рядом со знаменитыми певцами, там, или политиками, артистами.

      Мало-помалу художник начал раздражаться.

      – Годик-два такой мальчонка берет интервью у знаменитостей, – бородач говорил все громче. – А потом смотришь, он уже и сам вроде как знаменитость. Уже его и в кино вдруг сниматься приглашают. Уже он песенки поет и скачет по сцене. В каких-то жюри в телевизоре заседает – тоже мне авторитет, мать его, судья хренов…

      – Здорово, господа художники, – прервал речь мужичка подошедший к собеседникам казак. В том, что это был именно казак, сомневаться не приходилось: одетый в казачью форму, при погонах, он держал в руке нагайку. Посмотрев на бутылку водки, казак спросил:

      – Чего шумим, об чем замышляем? Об нажраться и подраться?

      – Ну, Кондратич, ты же меня знаешь, – ответил художник. – Когда это я буянил? Мы так, по чуть-чуть. Сам-то грамульку принять не хочешь?

      – Нет, спасибо, у меня своя настойка есть, я ее – вечером, после работы, а сейчас нельзя, – сказал казак и пошел дальше, скрипя сапогами по притоптанному снегу.

      – Ладно, давай действительно пока больше не пить, – сказал бородач Осташову, убирая бутылку в сумку. – А то сейчас эту приговорим, за второй побежим – и хана.

      – Как скажешь. Послушай, я вот все понять не могу, почему здесь казаки охранниками работают? Клоунада какая-то.

      – Да это директор рынка придумал. Мол, раз тут народными промыслами торгуют, значит, и охрана должна быть национальная. А что, мне нравится. Они же настоящие казаки. Со Ставрополя, кажется. Хорошие ребята. Наших, если кто напьется, никогда ментам не сдают.

      – Ну ладно, я пойду.

      – Ты ближе к вечеру подходи, допьем пузырь. Можешь сразу и второй приносить, один черт придется еще брать.

      Осташову не хотелось много пить, но, поскольку художник угостил