Тридцать три счастливых платья. Виктория Габриелян

и прятал открытку в жестяную коробку из-под печенья с полустершейся картинкой на крышке: мальчики катаются с горки на санках, на одном из них красная вязаная шапка. Точно такая была у его старшего брата, который теперь жил в Канаде. Шапка переходила от брата к брату, отец был самым младшим в семье, всё донашивал после братьев, и красную шапку тоже.

      Но однажды, в году так 1892-м, из конверта с открыткой выпали письмо и фотография. На ней был изображен светловолосый мужчина в пиджаке и шляпе: губы плотно сжаты, лоб широкий, нос прямой, всё лицо как будто из камня вытесано, сразу видно – скандинав. Из кармана пиджака выглядывала цепочка часов. Отец повертел фотографию в руках и принялся читать письмо. Брат подробно описывал ферму, принадлежащую хозяину фотографии. Звали того Оле Доккен, и имел он пять тысяч акров земли в штате Северная Дакота, в основанном норвежскими переселенцами местечке Доккен, что на границе с Канадой. У брата были какие-то дела с этим фермером.

      «Твоя Каролина подрастает, ей уже скоро пятнадцать-шестнадцать? Пора замуж. А лучшей партии для нее и не сыскать. Мистер Доккен – вдовец, у него пятилетняя дочь растет без матери. Хозяйка нужна в дом и мать для девочки. Долго не думай, а то какая-нибудь шустрая девка приберет Доккена к рукам».

      Прочитав письмо, отец присоединил его к открыткам в коробке, еще раз внимательно рассмотрел фотографию и повернулся к жене:

      – Что ж, так тому и быть!

      Сам он не решился оставить Швецию и пересечь океан. Старшей дочери Лине справили нехитрое приданое: два хороших шерстяных платья – синее и коричневое, вышитую скатерть и две нарядные наволочки. Вместе с бельем сложили всё в небольшой старый чемодан. С Линой отправили и старшего сына: всё-таки боязно было отпускать за океан дочку одну совсем ещё ребенка. Мать сняла с плеч шерстяной платок, повязала его дочери и заплакала.

      Лина долго стояла на нижней палубе третьего класса и смотрела вдаль, пытаясь разглядеть в толпе провожающих отца, мать, младших братьев и сестер, пока берег не скрылся в свинцовой дымке.

      В Канаде Лина надолго не задержалась. Дядя купил ей место в повозке из Квебека до Доккена, дал на дорогу два американских доллара, поцеловал в лоб на прощанье. Брат долго бежал за повозкой, размазывая слезы по лицу. Больше Лина никогда никого из них не видела и ничего о них не слышала. В большой семье она оказалась отрезанным ломтем, и только шестьдесят лет спустя младшая сестра из Швеции нашла Лину в Америке.

      Лине досталось крайнее место в повозке, ее подбрасывало на ухабах, но она радовалась, что может видеть небо и дорогу. Пыль в Америке была какая-то красноватая. Подол синего платья и ботинки словно заржавели от этой пыли, она украдкой пыталась очистить их концом платка, прикрывавшего плечи, но вдруг женщина, сидевшая напротив, засмеялась и сказала что-то по-английски. Лина не поняла ни слова и остаток пути просидела не шевелясь. Дорога с остановками заняла почти два дня. Переночевали пассажиры в придорожной гостинице, где одноместный номер под самой крышей стоил один