Двенадцать детей Парижа. Тим Уиллокс

полный. Из груди его вновь поднялась волна горя, от которой окаменело лицо – это была черная громада скорби, стыда и любви, неотличимой от телесной муки. Иоаннит оперся о подоконник разбитого окна, выходившего в сад, и жадно ловил ртом воздух. И он еще ругал Юсти за меньшее! Гораздо меньшее. Ударил его. Слабак. Лицемер. Драчун и убийца. Из его горла вырвался сдавленный стон, словно исходивший из глубин души.

      – Тангейзер? – донесся из сада испуганный голос молодого гугенота.

      Оказывается, стон был громче, чем ему казалось. Госпитальер взял себя в руки.

      – Не бойся! – крикнул он в ответ.

      Затем Матиас вышел из комнаты и стал спускаться по узкой лестнице. На площадке второго этажа он остановился. Дверь спальни была прямо за его спиной. Нужно было найти священника. Нужно было хотя бы прикрыть ее тело. Но чем? Внутри него словно кипел вулкан чувств. Боль. Тошнота. Ярость. Он уже не знал, что правильно, а что нет. Все казалось ложью. Хотя рыцарь точно знал, что вынесет вид Карлы – со вспоротым животом, проткнутой ножкой стула. Но он не хотел чувствовать запах ее крови. Тангейзер видел разграбленные города во всех уголках мира, видел слишком много подобных картин – таких же ужасных. Слышал смех, волнение и радость тех, кто думал, что изобретает эти зверства, старые, как само человечество.

      Он не хотел помнить Карлу такой, какой найдет ее в спальне.

      Не хотел, чтобы этот образ лишил его жалких остатков души.

      – Я люблю тебя, – прошептал он еле слышно.

      От подступивших слез горло сдавили спазмы, и госпитальеру стало стыдно. Он с усилием сглотнул.

      А потом спустился по лестнице и вышел из дома, ставшего склепом, на улицу.

      Рю-дю-Тампль по-прежнему была безлюдна. Рядом с входной дверью стоял массивный деревянный стул, настолько неуместный здесь, что граф де Ла Пенотье не сразу обратил на него внимание. На тротуаре рядом со стулом стояла оловянная чаша, наполовину наполненная вином. Тут же лежала мертвая собака. Матиас сел на стул, поднял чашу, понюхал вино, отхлебнул, прополоскал рот и выплюнул, но потом сделал большой глоток. Хорошее вино! Из кармашка на ремне рыцарь достал точильный камень и опустил его в вино, чтобы тот размок. Его подопечные вернулись с заплесневелым куском мешковины.

      – Мы нашли это в погребе, – сказал Юсти. – Если хотите…

      – С вашего позволения… – добавил Грегуар.

      – …Мы накроем этим вашу жену. И уберем стул.

      – И прочтем над ней молитву.

      – Я не против, – сказал Тангейзер. – Думаю, она тоже. Спасибо.

      – Вы тоже должны за нее помолиться, – сказал Грегуар.

      – Я много чего должен был сделать для Карлы, но не сделал.

      Нахмурившись, иоаннит посмотрел на рубаху своего лакея, под которой что-то шевелилось.

      – Мы отважные, стойкие и преданные товарищи? – спросил Юсти.

      – Что у тебя там? – не ответив ему, обратился Матиас к Грегуару.

      – Это мы тоже нашли в погребе, – мальчик вытащил из-под рубашки