Игра за линией поля. Джули Дейс

придумаешь.

      Я снимаю любимую ветровку и отдаю на растерзание Одри, которую подталкиваю в обратном направлении и усаживаю в машину.

      Ты должен запомнить это, Иисус, если существуешь. Моё место в раю.

      – У меня нет салфеток.

      – Ещё бы ты рукоблудничал в машине, боишься чехлы замарать, – бубнит она, уронив голову на спинку и прижимаясь щекой к холодному кожаному материалу.

      Я усмехаюсь.

      – Мой интерес к руке исчез в пятнадцать.

      – Сожалею той неудачнице. Иногда отстойно быть первой.

      Мне не удаётся сдержать смех. Я слегка бью ладонью по крыше машины и качаю головой.

      Моя неудачница прямо передо мной. Какая высококлассная ирония.

      – Вижу, тебе лучше, – замечаю я. – Покупать с пенкой в ванной кампуса?

      – Если только наполнишь её серной кислотой и купишь бутылку водки, чтобы забыть ещё и это.

      – Кто бы мог подумать, ты уговариваешь меня напиться с тобой в ванной, Брукс. Что будет дальше? Подберём имена нашим детям?

      – У предложения истёк срок годности.

      Я снова смеюсь.

      Бьёт меня моим же оружием. Ай, как больно.

      Помогаю вернуться в лежачее положение и наблюдаю, как она сворачивается калачиком, на этот раз пряча лицо за сложенными руками.

      – Мне не нравится, что ты такой милый. Прекращай. Я никогда не поверю в твоё благородство.

      – Отлично. Тогда могу напомнить: тебя только что вырвало в мусорный бак на одной из улиц Нью-Йорка, и при этом, ты проскакала по асфальту босиком, так что твои ноги собрали кучу дерьма.

      – Ты невероятный мудак.

      – Стараюсь быть лучшим для тебя.

      За путь, проделанный до дома, в машине стояла гробовая тишина, которую нарушало сопение Одри. А вот теперь вполне возможно, что она уснула. Я готов поверить на восемьдесят процентов. Остальные двадцать вроде натянутых, как гитарная струна, нервов. Никогда не смогу с ней расслабиться до последней капли.

      Я останавливаюсь на подъездной дорожке и покидаю салон, лишний раз убеждаясь в правоте, когда открываю дверцу и Одри никак не реагирует. Она вырубилась, в чём одновременно плюс и минус.

      Подхватываю её туфли, сумку, куда сую мобильник и следом в моих руках оказывается та же пьяная задница. Уровень любителя маньяка-грабителя: трахни-обворуй-вали. Самый простой из вариантов остаться инкогнито.

      В доме темно и тихо, что не может ни радовать.

      Я поднимаюсь по лестнице и направляюсь к своей спальне, потому что и тут не остаётся вариантов. Мало ли, кому из соседей приспичит вернуться с кем-то и ввалиться в свободную спальню, а не личную. На самом деле, мне глубоко плевать, увидит ли её кто-то в моей кровати или соседней спальне, потому что в доме только мы и это уже сам по себе апогей. Не надо гадать и долго думать, заморачиваться над ходом событий в которые никто и никогда не поверит. Но внутри отзывается до сегодняшнего дня незнакомое чувство, что-то вроде совести или сочувствия. Это неважно для меня. Это важно для Одри. Я переступаю через себя и ухожу на второй план. Некоторые сильно