Судьба на роду начертана. Владимир Волкович

комнаты, не в силах оторваться друг от друга, он целовал ее губы, глаза, щеки, осторожно касался губами тонкой, нежной кожи на шее.

      Она прижалась к нему животом и бедрами, тело ее трепетало, она знала, что сегодня должно произойти, и желала этого.

      Аля выключила верхний свет, оставила только одну свечу и потянула Бориса в свою маленькую спальню, одну из двух комнат их небольшого дома. Он снова обнял Алю, губы их слились, потом отстранил от себя и дрожащими руками начал расстегивать ее кружевную жилетку. У него ничего не получалось, тогда Аля сама сняла жилетку через голову, потом кофточку и юбку, и осталась только в трусиках с кружавчиками.

      Они были неопытны, неловки, у них это было в первый раз, но переполнявшие их чувства, восторг от близости, огромная нежность, желание обладать друг другом, раствориться друг в друге, подсказывали, что надо делать.

      Борис шептал ей какие-то слова пересохшими губами, перемешивая их с поцелуями, а Аля тихонько постанывала:

      – А-а-а, о-о-о…

      Потом они лежали умиротворенные, обвив друг друга руками и ногами, лишь губы их изредка находили другие в полумраке…

      Пожениться решили сразу, но в ЗАГС попали только через месяц. ЗАГС работал не каждый день, и Борису никак не удавалось совместить с его работой свои увольнительные.

      В полупустом промерзшем ЗАГСе их встретила пожилая женщина в ватной телогрейке. Дуя на озябшие руки, она внимательно смотрела на молодых, ожидая что они скажут.

      Борис, чувствуя свою мужскую ответственность, начал говорить первым:

      – Вот, решили пожениться.

      – Да, уж вижу, что не разводиться пришли. А почему сейчас, время вроде бы не совсем подходящее.

      – Мы, это, – Борис даже заикаться начал от волнения, – я на фронт ухожу, мы хотим быть мужем и женой.

      – Ну что ж, вот вам время на размышление – три недели.

      – Нет, нет, – заговорили они разом, – мы не можем ждать.

      – А я не могу нарушать закон.

      – Ну, может быть, в виде исключения, – Борис пытался применить все свое обаяние, – сейчас ведь немногие женятся.

      – Да совсем никто не женится, ну так что с того, закон есть закон.

      И тогда Аля вдруг выпалила:

      – Беременная я, – и густо покраснела.

      Борис удивленно посмотрел на нее, похоже, что для него, как и для заведующей ЗАГСа, это заявление было новостью.

      Заведующая сразу как-то помягчела, на лице ее проступила печать усталости и плохо скрываемой боли:

      – Дети – это прекрасно, война скоро кончится, детей надо будет растить. – И, помолчав, добавила: – Да нынче почти никто и не рожает. Ладно, давайте документы, а свидетели есть у вас?

      – Сейчас, – Борис вскочил и помчался к двери, – сейчас приведу.

      На улице было пустынно. Он добежал до перекрестка и увидел странную пару: старичок в длинном тулупе держал под руку женщину, замотанную платком. Они медленно шли вдоль заснеженных деревьев.

      Борис подбежал к ним и стал путано объяснять, что им нужны