Русская правда. Людмила Алексеевна Шукшина

и становище скоро, видишь, дымы впереди, – махнул он рукой…

      – Что такое становище?

      – Это ещё древние князья устроили, когда в полюдье41 ходили. Каждые примерно пятьдесят поприщ есть постоялый двор для ночлега, там и конюшни, и амбары, и кузница, и поварня.

      – А что, матушка-княгиня, при таком ветре за три днища доплывём до Киева, – обратился к Ольге вислоусый дружинник с серьгой в одном ухе.

      А с пристани уже свистели молодецким посвистом. Причалили. Добрыня снёс Владимира по сходням на руках, поставил на землю. Мальчик шагнул, его качнуло в сторону, Добрыня подхватил, посадил на плечи, понёс, приговаривая:

      – Эка ушатало тебя, мало́й, на ладье-то за день!

      Это путешествие стало вторым серьёзным воспоминанием и потрясением для трёхлетнего ребёнка. А потом был Киев! Когда показался издалека, с воды, холм с

      высокими змеистыми валами, с частоколами, башнями и воротами, у Владимира перехватило дыхание. Несколько дней после приезда он брал Добрыню за руку и говорил тихо, но твёрдо: «Сначала смотреть город…» и Добрыня понимал, что спорить бесполезно. Они бродили и бродили от терема княгини Ольги ко дворам Святослава, Олега и Игоря с их дворцами; по капищу с идолами, с одной стороны от которого было когда-то жилище князя Кия, а с другой – дворец Аскольда; обходили вокруг детинца, залезали на башни (дозорные уже знали княжича и Добрыню и пускали их везде с разрешения княгини). Возвращались через торжище голодные и усталые. После покоев Малуши под Любечем это был целый мир, огромный, открытый, в котором он, трёхлетний малыш, был пусть очень ещё маленьким, но уже князем. Потом была трапеза, затем игры…

      Почти в то же время, как маленького Владимира привезли в Киев, появилась в хоромах княгини Ольги боярыня Умила с тремя детьми. Её муж служил в дружине князя Святослава, да погиб, оставив двух детей и жену непраздной42. Княгиня быстро шла по широкому двору, кутаясь в лёгкую беличью шубку, крытую яркой заморской парчой; возле высокого крыльца на укладках сидела толстая молодая женщина, закутанная в необъятных размеров шаль. День был студёный, серый, ветреный… Увидев Ольгу, боярыня встала, из-под шали выглянули две пары любопытных детских глазёнок. И совсем она не толстая, просто на сносях, да ещё ребята под крылышком… История для Руси не новая: мужа убили, ей возвращаться в родительский дом, ждёт повозку, да успеть бы до роди́н. Всё было сказано печально, но как-то легко и просто, и сама она была мягкая, уютная, с лёгкими ямочками на белых пухлых щеках. Так не хватало сдержанной, властной Ольге чего-то такого родного, тёплого рядом!.. Она всплеснула руками: куда в холод, в темень, с детьми, да ещё родишь в дороге! Приказала холопам тащить укладки в свои хоромы, отвела пару покоев рядом… И не подвело её чутьё княжеское: скоро Умила сделалась незаменимой. Сначала она смешно семенила по дворцу, поддерживая снизу руками свой неохватный живот и успевая везде: то её видели на поварне, то в светлице, то в сенях… Её весёлый смех, быстрый говор, нежная улыбка успокаивали

41

Полюдье – ежегодный объезд князем и его дружиной подвластных земель для сбора добровольной дани на содержание дружины и слуг. Начиналось по первому снегу. Всё свозили в становища, где князь учитывал и хранил

42

Непраздная, непорожняя – беременная, на сносях – на последнем сроке беременности, родины – роды