Приглашение к счастью. Сергей Валентинович Мозголин

где лучше похоронить собаку.

      – А ты сам то, кто будешь? – проявил интерес плотник – По виду, так из господ вроде?

      – Не важно, Ты мне лучше скажи, медведя нынче в лесу не встречал?

      – Упаси Боже! – перекрестился Сучков – А ты, никак его ищешь?

      – Искал его, а нашёл тебя, лиходея – огрызнулся Раевский.

      – Извиняй, мил человек, моя вина, признаю. Только как же ты теперь управишься? Без хорошего пса бурого не взять. Вертаться тебе надо. Может быть, со мной в Ольховку? Здесь недалече, вёрст пяток будет.

      – Ладно, Сучков, ступай – махнул рукой Раевский – да смотри в оба, зверь, где то здесь гуляет. Не зря же меня Амур сюда вывел.

      – Отчаянный ты, барин. Ну, как знаешь, Извиняй, ещё раз, бог тебе в помощь.

      Оставшись один, Владимир расчистил от снега место у основания гранитного валуна и перенёс туда тело Амура. Накрыв его ветками, он стал подыскивать подходящие по размеру камни и закладывать ими могилу. Не смотря на утрату, Раевский не собирался отказываться от своих планов. Отступить, значило сдаться, спасовать, расписаться в бессилии. Поступок не мыслимый для русского кавалергарда.

      – Всё правильно – подумал он – судьба внесла справедливость в этот поединок, уравняв шансы противников. Теперь всё по-честному, один на один.

      Он уже закончил свою работу, когда услышал отдалённый выстрел, донёсшийся с той стороны, куда направился Сучков. Выстрел мог означать одно, селянин встретил зверя.

      – Не дай тебе бог, убить моего медведя – вполголоса произнёс кавалергард, срываясь с места.

      Шагая по следам плотника, он беспокоился за жизнь зверя больше, чем за охотника, и вскоре главное его опасение развеялось, заставив почувствовать угрызения совести и мерзкий озноб на вспаренной от ходьбы спине. На пожухлом снегу лежало изувеченное тело Сучкова. Окровавленная голова, неестественно загнутая, была сорвана с шейных позвонков. Раевский опасливо осмотрелся и, cняв шапку, перекрестился.

      – Прими, Господи, душу раба твоего, Ивана – и уже надев шапку, добавил – а о теле и сиротах я позабочусь сам.

      Когтистые следы крупного медведя были ещё различимы в наступающих сумерках. Небольшие пятна крови и ровный шаг говорили о том, что зверь ранен, но не серьёзно, и от этого, ещё более опасен. Предельно сосредоточившись, Раевский шёл по следу, пока позволяла видимость. В конце концов, он был вынужден позаботиться о ночлеге, и остановился у массивной гранитной глыбы. Устроив себе подстилку из елового лапника, он разместился на пологой вершине большого камня. Но о сне не могло быть и речи, органы чувств обострённо воспринимали малейшее проявление жизни в окружающей темноте. Постепенно, относительная безопасность позволила немного расслабить нервы, и перед глазами всплыло обезображенное тело Сучкова и вспомнились его слова: «… детушек трое, да баба хворая». Владимир ещё раз дал себе слово позаботиться о семье погибшего.

      Никогда ещё он не ждал рассвета с таким нетерпением. Казалось, что время растворилось в этой неподвижной темноте. Где то далеко завыли волки.