Вечный запах флоксов (сборник). Мария Метлицкая

чай в картонном стаканчике. Замерзшие руки слегка согрелись.

      В автобусе она прислонилась к стеклу и тут же заснула.

      Люська внимательно разглядывала уставшую мать. Мария, не глядя на дочь, молча разувалась в прихожей.

      – Ну, – требовательно начала Люська, – и где же тебя носило?

      – В Н. ездила. На кладбище, – сухо отчиталась Мария и пошла на кухню.

      Люська вздохнула и снова уселась у телевизора.

      – Этот приходил, – выкрикнула она, – твой! Целых три раза!

      Мать не ответила.

      Две недели в дверь настойчиво звонили. Мария не открывала и в окно не выглядывала. Просто прибавляла звук у работающего целый день телевизора.

      Однажды, придя из школы, Люська увидела, как мать, стоя на стремянке, переклеивает обои.

      – Ничего себе! – сказала она вслух и принялась собирать с пола обрывки старых газет.

      Две недели Мария ожесточенно терла кастрюли, скребла сковородки, перестирывала шторы и скатерти.

      Дальше принялась варить варенье из поздних фруктов – кизила и айвы. Сетовала, что «пропустила» помидоры и перцы, рассказывая дочке, «какие грандиозные запасы» делали ее тетки.

      – Так там была семья! – отозвалась Люська, макая баранку в плошку с пенкой от варенья. – А у нас что? Кому это есть?

      Мария вздрогнула и присела на стул.

      «Там – семья! А у нас что?» – звенели в ушах слова дочери.

      Что у нас? Что? Что есть у нее, у Марии? К чему эти хозяйственные подвиги?

      К чему вся ее жизнь? Когда в ней нет никакого смысла…

      Раньше у нее была работа, и был он… А сейчас? Да, у нее есть дочь. Но дочь эта… Человек пустой и ненадежный. Вспорхнет, и как не было. Мария вспомнила, как плакал отец, когда она уезжала. И как ей хотелось вырваться на свободу… и нет от Люськи никакого тепла… Такая же бессердечная, как и ее отец…

      Про работу Мария старалась не думать. И все же снилась ей операционная, тонкое позвякивание инструмента и его глаза. Слов им уже не требовалось – она понимала его с полувзгляда. И он рассказывал всем, что операционная сестра – это важнее, чем жена. Потому что партнер. Потому что помощник. Говорил, что завидует сам себе.

      И все же эти сны были лучше, чем те, которые изводили ее всю ее жизнь. Те были страшнее.

      Теперь, идя на базар или на почту, Мария обходила тот дом стороной – не дай бог, кого-нибудь встретить. Не дай бог, встретить его!

      Однажды увидела в магазине знакомую докторшу. Та, разумеется, набросилась с вопросами.

      Мария сухо ответила – просто устала. Ноги больные, стоять тяжело. Хочу отдохнуть, а там – посмотрим. Может, найду работу полегче. Пойду в медпункт на вокзале. Или в поликлинику на прием.

      Докторша с сомнением посмотрела на Марию и почему-то покачала головой.

      Люська, видя хозяйственное рвение матери, бросила однажды со смехом:

      – Ты б еще свиней завела! А потом – на базар!

      Мария застыла с поварешкой в руках, посмотрела на дочь и задумалась. А наутро пошла в сараюшку.

      Деревянные